Изменить размер шрифта - +
Была лишь радость оттого, что между ними произошло, оттого, что отныне Элис принадлежит ему, а он — ей. Сколько бы ни продолжалось их счастье, они должны благодарить за него судьбу.

Саймон хотел подняться, но Элис схватила его за руку.

— Не уходи, — сказала она.

Он посмотрел в лицо Элис — бледное, усталое, обрамленное влажными прядями. Она выглядела так, как и должна выглядеть женщина, досыта упившаяся любовью.

Эта любовь окажется для него губительной.

Сейчас он мог осторожно освободиться от рук Элис, нежно поцеловать ее и уйти. Он вступал в этот брак по расчету, собираясь расторгнуть узы, как только все задуманное будет выполнено. Когда наступит решающая минута, ему придется действовать быстро. Он должен будет исчезнуть отсюда, бросив не только жену, но и массу необходимых вещей. Он сможет взять с собой только Годфри да то, что поместится в дорожный мешок.

А Элис из Соммерседжа, или, точнее, Элис Наваррскую, в мешок не положишь да и на лошадь не усадишь. Лошадей она панически боится и ездить верхом не умеет, а ведь скорость, с которой Саймону удастся бежать отсюда, будет залогом успеха всего дела. Элис свяжет ему руки. Так что чем скорее он избавится от нее, тем лучше.

Она все еще держала его за руку, и Саймон чувствовал, что если ему и удастся порвать с Элис, то не сегодня, не сейчас.

— Я не уйду, — сказал он.

Потом лег рядом и заключил Элис в свои объятия.

Когда Элис проснулась, комната была пуста.

Ее мокрое платье валялось на полу, а сама она, совершенно обнаженная, лежала под меховым одеялом. Угли в камине тускло светились, а проникавшие в окно лучи холодного солнца ложились на пол узким квадратом. Гроза кончилась, но небо оставалось хмурым и неприветливым.

«Я не уйду», — сказал он вчера и не ушел, и ночь превратилась в любовный пожар. Саймон открывал ей такое, о чем Элис не могла и подумать. Оказалось, что в любви позволительно буквально все. Они до самого утра ласкали и любили друг друга, укрывшись в чудесном мире, который принадлежал только им двоим.

Но вот настало утро, и Саймон все же ушел, и Элис осталась одна.

Она села на постели, прислушиваясь к своему телу, наполненному новыми ощущениями. Вдруг она почувствовала, что происходит неладное. Страшное и опасное. Элис скатилась с кровати и принялась искать, чем ей прикрыть свою наготу. Кроме мокрого платья, лежавшего на полу, ничего не подвернулось ей под руку, и Элис закуталась в накидку Саймона. Она оказалась слишком велика, низ волочился по полу, но, по крайней мере, Элис оказалась хотя бы не голой в тот момент, когда в комнату ворвались вооруженные люди.

— Вы пойдете со мной, миледи, — сказал один из них. Она смутно припомнила лицо этого рыцаря, которого встречала в Большом зале.

Она задавала вопросы, но они оставались без ответа. Ее попытки протестовать или вырываться, разумеется, оказались безуспешными. Элис просто подхватили под руки и поволокли прочь из комнаты.

Она пыталась кричать, пыталась звать на помощь Саймона, но кто-то грубо зажал ей рот ладонью, и Элис примолкла. Она пыталась лягнуть кого-нибудь из своих похитителей, но что толку колотить босой ногой о высокие жесткие сапоги. Она попыталась укусить державшую ее руку, и тогда Элис рванули за волосы так сильно и так больно, что у нее потемнело в глазах, и она потеряла сознание.

Очнулась Элис в темноте и в первый момент решила, что уже умерла и находится на том свете. Ей было нестерпимо холодно, где-то рядом раздавалось противное шуршание. Должно быть, мыши, которых она, кстати говоря, тоже боялась.

Элис не закричала. Она заставила себя стиснуть зубы и сосредоточиться. Кричать в подземелье опасно, ведь эхо будет повторять крик вновь и вновь, до бесконечности, и тогда легко можно сойти с ума.

Элис заставила себя дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться.

Быстрый переход