— То есть если в тебя выстрелить стрелой, то можно попасть? — уточнила Лаки.

— Нет, — отозвался Тимур. — Нельзя.

— Почему?

— Потому что с какой бы стороны на меня не смотреть, я буду ненастоящим. Казаться буду в одном месте, а на самом деле стоять в другом. Это сложно объяснить, вернёмся домой, напомните и покажу снова.

— А мы вернёмся? — спросила Ина.

Тимур взглянул на неё и молча склонил голову. И его молчаливое спокойствие надёжней всяких слов, уверили Ину в том, что все получится…

* * *

Королевский дворец спал.

Небесная змея неторопливо двигалась по небосводу, то и дело замирая. Змея также хотела подремать, хоть немного, у змеи почти не осталось сил. И скоро на Эссентес должны были прийти дни «спячки». Времена, когда чешуя змеи светилась еле-еле, практически не разгоняя бархатные сумерки.

Семидневье змей, семидневье зла. Время называли по-разному, приписывали ему страшные легенды. И сходились на том, что ждать что-либо хорошего в это время не стоит.

Если бы время не подгоняло, то Тимур предпочёл бы тогда заглянуть в королевский дворец. Но до семидневья змей оставалось почти две недели. А задерживаться настолько на Эссентес не хотел ни сам мастер, ни его девушки.

Лаки хотела сбежать от своего прошлого, разбуженного во время заказа на змеиной планете. Ина хотела вырваться с той планеты, так долго удерживающей её в темнице. Хани просто хотела показать своей сестре, как замечательно жить. Как много хорошего в ней, как много интересного! И Тимур поддерживал девочку в этом желании. Чего хотела Нир было непонятно. Но дракошка отказалась покидать плечо Тимура, и во дворец он отправился именно с ней.

Тенью, такой же как и другие тени вокруг, он скользил по крышам. Иногда двигался по самому краю скользкой черепицы, ни разу, впрочем, не потеряв равновесия. Если бы кто-то прислушался к тому, что окружало эту тень, он поспешил бы подальше. Потому что Тимур высвистывал змеиную колыбельную.

Вряд ли мужчина сам знал, что за навязчивый мотивчик к нему привязался в детстве. Несколько простых нот, кружащихся вокруг, были знакомы водному дракону. На мордочке Нир было написано такое безумное лукавство, что это насторожило бы и менее осторожного человека, чем Тимур. Но и он не мог понять, что значит эта усмешка-улыбка на морде дракошки. Она обнажала лишь самые кончики длинных игольчатых клыков.

Змеиная колыбельная окружала мастера, когда он двигался, практически не скрываясь, по коридорам дворца к сокровищнице. Найти её, кстати, тоже особого труда не составило. Достаточно было найти следы казначея и короля и проследовать по ним.

Двое стражников, которым не повезло встретить во время своего обхода гостя, остались в коридорах. Не желая заморачиваться с поиском верёвок, Тимур просто затолкал их в рыцарские доспехи. То, что наутро из-за этих двух охранников, сошедших в доспехах с постаментов, возникнет паника, Тимур не подумал. Его звала вперёд колыбельная. Он давно перестал её насвистывать, но она уже существовала сама по себе. Летела вокруг, и всё звучала, звучала, манила за собой.

По лестнице, по тонкому бортику вдоль стены, через окно в старый заброшенный коридор. О нём даже король не знал, наследство наг, а Тимур шёл, виртуозно избегая ловушек. Можно было не рисковать, идти по обычному коридору. Но время почему-то стремительно утекало сквозь пальцы. И ощущение этого заставляло мужчину нервничать.

Нир на плечах негодующе зарычала, вырывая его из мыслей, и Тимур легонько почесал её.

— Тихо, малышка, тихо, — шепнул он. — Она друг.

У стены сокровищницы стояла прекрасная нага. Стояла спокойно, разглядывая мастера.