|
Иначе как, например, бабка могла бы пропустить появление в их халупе шестерых вооруженных мужиков с лошадьми? А с телевизором… Ирка заглянула в комнату – на экране по-прежнему бушевали сериальные страсти: на этот раз не про несчастных добрых мексиканок, которых все обижают, а про добрых и еще более несчастных российских ментов, которые сами кого хошь обидят! Бабка спала, обвиснув в кресле, распустив губы и тихонько похрапывая, но ее лицо продолжало напрягаться в драматические моменты и озарялось благостной улыбкой во время любовных сцен. Ирка была убеждена, что за годы общения с телевизором у бабки образовался орган, проецирующий события с экрана прямо в мозг, так что смотреть она продолжала и во сне. Наверняка поэтому обычно, в кровати, бабка спала, как все нормальные люди, зато у телевизора – так, что пушками не добудишься, разве что в перерывах на рекламу! Естественно, выключать телевизор Ирка не стала, просто тихонько убралась к засевшим на кухне богатырям.
– Ну шо у нас ще нового… З батьком твоим, Хортом, все по-старому. Ото колы ты у нас на Хортице була, он чуток ворухнувся, начебто выглянув з своего алтаря, а як поихала геть, так знову тишина – ани слуху от него, ани духу. Алтарь пустый стоит, але ж не мертвый, ни… – дядька Мыкола сдвинул блин милицейской фуражки на нос, чтоб легче было добраться до затылка, и принялся скрести в нем всей пятерней. Видно, рассчитывал расшевелить пласты залегания мысли в поисках нужного слова. – Как в коме, – подсказал один из богатырей. Наморщив лоб и по-детски вытянув губы трубочкой, он дул на горячий чай и до смешного напоминал Алешу Поповича из мультика. Такая же простецкая физиономия с распахнутыми наивными глазищами и румянцем во всю щеку. То ли с него мультяшного героя рисовали, то ли, наоборот, сам он под Алешу подделывался. То ли просто – против имиджа не попрешь. – Тебя как зовут? – разглядывая его в упор, спросила Ирка. – А Федором, – пробормотал богатырь, глядя в пол, как детсадовец, – Алексеевичем… – с гордостью добавил он. Ирка судорожно закашлялась. – Фамилия, случайно, не Попов? Глаза Федора Алексеевича распахнулись еще шире, налились совершенно детским изумлением, от полноты чувств он сунул в рот ложку меда и восторженно прочавкал: – Гляди, таки ж ведьма! – А то! – дядька Мыкола горделиво усмехнулся в вислые усы – будто Ирка была его личным достижением, над которым он работал годами. – Ты б заехала, что ли… Разобралась, чого це папаня твой – раньше по земле шлялся, как заведенный, а теперь зи своей каменюки и носа не каже. Дай бог памяти, скилькы вже годков… – дядька Мыкола зашевелил пальцами, подсчитывая. – Примерно тринадцать, – любезно-злобным голосом сообщила Ирка. – О! Точно! – Фуражка вернулась обратно на затылок. – Откуда знаешь? – Так она ведьма ж – все знает! – почтительно выдохнул Федор Алексеевич и запил почтительность чаем. – Из своего свидетельства о рождении, – все тем же злобным тоном ответила Ирка, – двенадцать лет плюс еще девять месяцев до того. И мне совершенно неинтересно – сидит он, не сидит, шляется… Со-вер-шен-но! – отчеканила Ирка. Вообще-то в нормальном мире принято, чтоб родители интересовались детьми! Выясняли, как у них дела, и что не в порядке! Ладно, она это пережила. Привыкла, притерпелась, смирилась… С тем, что у всех – у Таньки, у Богдана, у ребят в классе – есть мама и папа или хотя бы кто-то одни! А она – отца с роду не видела, так же, как и он ее, да и мама на сегодняшний день стала размытым, смутным воспоминанием. Светлые волосы, плащ, дорожный чемодан в руке – улыбка и слова, фальшивые, как стекляшки в маминых серьгах. |
