Сомов. Нет, Сергей Сергеевич, никаких поцелуев, пожалуйста. Я здесь не для того, чтобы вы любили меня. Я сюда пришла не для того, чтобы обманывать Ольгу. Я здесь потому, что нам втроем хорошо друг с другом, и все, что я делаю и говорю, — правда. И совесть у меня такая чистая, будто ее вымыли щелоком… Я даже не знала, что у меня есть совесть, и теперь я еще многое другое знаю. И мне так легко, так легко…

Сомов. Если вы поверите моей любви, вам будет еще лучше (хочет ее поцеловать).

До. Я не хочу, чтобы вы целовали меня. Я слишком люблю Ольгу.

Сомов. Вы можете продолжать ее любить, это ничему не мешает.

До. Это мешает мне. Раньше вы были честнее, Сергей Сергеевич. Не такой грубый.

Сомов. Когда человек любит, он всегда грубый, он говорит нежные слова и слушает соловьев, но на самом деле хочет грубого счастья. Вы еще этого не знаете.

До. Раньше…

Сомов. Не все ли равно, каким я был? Не делайте меня несчастным. Вам так легко сделать меня счастливым.

До. Нет, совсем не легко.

Сомов. Не говорите словами. Только взгляните на меня, и я пойму.

До (отворачивается). Нет, Сергей Сергеевич.

Сомов. Никогда?

До. Я уже сказала: никогда.

Сомов хочет поцеловать ее колени, но она отодвигается, и он целует ее платье.

Ольга входит, улыбаясь, держа в руках две пары золотых сандалий.

Ольга. Примерь эти туфли. Я думаю, что-нибудь в этом роде надо будет тебе купить к новому платью.

До. У меня, наверное, ноги больше ваших.

Ольга. А я думаю — одинаковые.

До (примеряет сандалии и остается с них). Как красиво! Почему нельзя носить такие туфли каждый день? (Танцует по комнате.)

Ольга. Почему нельзя? Если нравится — носи на здоровье.

До. С утра до вечера? Вы мне их дарите?

Ольга. Конечно. Кому же мне делать подарки, как не тебе.

До (опять садится у ее ног). Да. Расскажите мне что-нибудь, вы всегда так интересно рассказываете.

Ольга. Но ведь Сережа, кажется, хотел нам что-то прочесть вслух?

Сомов (садится у лампы, спокойно). Это называется «Гвоздь, который превратился в гвоздику».

Резкий звонок у двери. До вскакивает, Ольга встает.

До. Кто это?

Сомов. Это Патрикеев за корректурами.

Ольга. Уйдем скорее, До. С этим господином нам не о чем разговаривать.

Берут каждая в руку по золотой сандалии, оставляют посреди комнаты туфли До, уходят в дверь направо.

Сомов открывает дверь. Входит Патрикеев, человек сухой, без юмора, с длинным лицом. Под пальто у него надет смокинг.

Патрикеев. Это что ж? Вы не одеты?

Сомов. А почему, собственно, я должен быть в бальном платье?

Патрикеев. Мы едем на обед.

Сомов. Я уже обедал. Мы никуда не едем (собирает корректуры и фотографии). Вот вам. Все готово. И репродукции отобраны.

Патрикеев. Идите одеваться. Нас ждут.

Сомов. Все это — на полное ваше усмотрение. Просмотрите, если хотите, и пошлите куда следует.

Патрикеев. Вы знаете, куда я вас тащу?

Сомов. Понятия не имею.

Патрикеев. Сегодня утром прилетел Альвар.

Сомов (иронически). Ура! Ну и что же?

Патрикеев. Летит назад в конце недели и хочет, чтобы вы летели с ним.

Сомов. Послушайте, мой бриллиантовый, я сейчас скажу вам что-то, и вы сильно удивитесь: я болен и ехать никуда не могу. Доктор предписал мне полный покой. И я ехать никуда не хочу — вот вам сущая правда.