В камеру вошел бледный Южинский. Под глазами круги, в волосах солома. Он забрал лампу из рук солдата, поставил ее на стол. Дверь закрылась, мы уставились друг на друг.

Я принял вертикальное положение и пересел к изголовью, освобождая в ногах место «другу». Подтащить к кровати стул нет возможности – его ножки намертво прикручены к полу, да, и лишние уши нам не нужны. Солдат дал возможность поговорить, но где гарантия, что он не подслушивает и не напишет потом донос с обстоятельным пересказом нашего разговора?

– Выспался? Везунчик, ты Поль… – вздохнул Петр, потирая шею – А я так и промучился в полудреме. Все какие то кошмары снились…

Полем меня назвал. Это они так свои имена на французский манер переделывают, а я его видимо Пьером должен называть. Терпеть такого не могу – коверкать родной язык. И смешно будет, если он сейчас перейдет на французский. С пятого на десятое я еще что то смогу понять, но картавить с таким прононсом, как они – точно нет. Получается, права была моя умница жена, когда говорила, что знание французского лишним быть не может. Так ладно, пришла пора внести некоторую ясность.

– Слушай, Петр, я должен сказать тебе кое что важное…

– Все таки хочешь написать императору прошение о помиловании? – вскинул он на меня печальные глаза.

– С ума сошел? – опешил я.

– Ну, слава богу! – и этот ненормальный бросился ко мне, сжимая в крепких объятьях. Аж кости хрустнули. Мне даже показалось, что он тихо всхлипнул. Потом Южинский неловко отстранился и вытер глаза ладонью. Какие они тут все чувствительные, даже неловко как то…

– Поль… если бы еще и ты сдался, то я вообще веру в людей потерял бы! Ты сегодня так странно вел себя после казни, что я уже подумал…

– Подожди, Петь. Вот именно об этом и хочу тебе рассказать. В общем… после казни я память потерял.

– Как это? – удивился Южинский и даже привстал.

– Откуда я знаю как? Отдышался на помосте, когда веревка оборвалась, оглянулся – и понял, что даже не знаю, где нахожусь. Вроде как места знакомые, но все непривычное и названия в голове путаются. Людей не узнаю, имена их не помню – я расстроенно покачал головой – Нева – Невка ну и так далее.

– Совсем?!

– Твое помню. Что нас за заговор против императора казнили, тоже помню. Но на этом все.

Петр вскочил с кровати, схватился за голову и заметался по камере. Но из за того, что она скорее напоминала клетку, он практически крутился на месте – три шага вперед, поворот у стола и три шага назад к двери. Снова поворот и опять три шага. Наконец, он выдохся и с размаха снова плюхнулся на кровать.

– Твари…! – в его сдавленном шепоте было столько ненависти, что у меня мурашки по спине побежали – Это инквизиторы!. Они когда дар гасят, иногда такое случается. Но я думаю, что они намеренно это делают, чтобы унизить приговоренного еще больше.

Дар какой то… Это он про звезду непонятную? Я еще раз потер грудь, в том месте, где она мерцала. Но тему про инквизиторов и звезду решил пока отложить, сейчас гораздо важнее было узнать, в чье тело я попал. Who is mr. Stockey? Что это вообще за личность? Была.

– Расскажи по порядку: кто мои родители, как их зовут, живы ли они? Есть ли у меня братья и сестры?

Южинский смотрел на меня, как на сумасшедшего. Думаю я на его месте тоже усомнился бы в душевном здоровье человека, который просит рассказать ему собственную биографию.