– Гостей… – усмехнулся Илья Сергеевич – скажи уж сразу: конвой за мной прибыл!

Турубанов размашисто расписался в толстой амбарной книге и, закрыв ее, прихлопнул сверху ладонью, словно ставя точку в каком то важном деле. Положил книгу в стопку точно таких же, потом поправил их, чтобы лежали ровно, не кренились. Аккуратно закрыл чернильницу и вернул перо на подставку.

– Ты, голубчик, вот что: начнут тебя допрашивать – ничего не скрывай, все говори по правде. У дознавателей чутье особое на ложь, и они знают, когда им что то не договаривают – дар у них такой. И вот что еще. Особо упомяни, что вода уже с утра начала затапливать казематы на подземном этаже. И к тому времени, когда фельдъегерь приказ из столицы привез, всех арестантов уже давно наверх перевели. А к ночи и первый этаж тут затапливать начало – поэтому, мол, и пришлось их вынужденно в старую тюрьму переселить. Там уж смена не твоя была, пост ты сдал и спать отправился. Об чем не знаешь, об том не говори – целее будешь. Понял?

Пожилой тюремщик тяжело вздохнул:

– Да как же не понять, если так оно все и было?! Вы, Ваше Благородие, не сумневайтесь – все расскажу жандармам, как есть. Мы то свою службу несем исправно. И если бы этот охламон Брылкин не напился с дуру, как свинья, Ладислав бы ни в жизнь с ним не справился!

– Вот то то и оно, что выпил Брылкин совсем немного, а оно вон как повернулось. И нам всем теперь ответ держать из за его дурости. Ладно, иди… Может, нам больше и поговорить толком не удастся, так ты не держи на меня зла, если вдруг обидел чем невзначай. Служба – дело такое, без строгой дисциплины в ней никак нельзя.

– Так что мы без понятия, что ли? Я и дознавателям так скажу: господин майор у нас дюже строгий, но зато справедливый.

– Иди уже! – устало улыбнулся Турубанов – Бог даст – отделаешься легким наказанием.

Солдат вышел, а Илья Сергеевич еще несколько секунд продолжал, улыбаясь, смотреть вслед своему подчиненному. Потом вздохнув, выдвинул нижний ящик стола, в котором хранил личное оружие. Не спеша достал пистолет, заботливо протер его куском мягкой замши и начал заряжать.

Когда в коридоре раздался топот сапог и шум мужских голосов, Илья Сергеевич Турубанов спокойно поднес пистолет к виску и не дрогнувшей рукой мягко нажал на спуск…

* * *

И опять мы плывем по Ладожке, ежась от холодного, предрассветного тумана. Наша лодка тихо скользит по глади воды, слышен только скрип уключин и негромкий плеск волн. Ветер сегодня слабоват для паруса, и мужикам пришлось сесть на весла. По каким местам мы плывем – совершенно непонятно, все окрестности тонут в дымке тумана. Видимо на то и был расчет – тихо исчезнуть из Старой Ладоги, не попавшись никому на глаза. Мы как призраки – тихо появились там и так же тихо исчезли.

Сытный ранний завтрак и размеренное покачивание лодки делают свое дело – глаза наши постепенно слипаются. Так мы с Петей и задремали, привалившись плечом друг к другу… А проснулись, когда над горизонтом уже показалось солнце. Туман над рекой рассеялся, и стали видны ее живописные берега. Речка, кстати, оказалась не такой уж и широкой. Летом здесь, наверное очень красиво, ветви прибрежных ив склоняются чуть ли не до самой воды, плещут хвостами щуки и караси… Сесть бы тут с удочкой, наловить рыбки, а потом ухи сварить!

– Долго еще плыть? – зевая, спрашивает Южинский у мужиков – Где мы уже?

– Скоро Бурусово покажется.

– Чьи здесь земли? – интересуется Петя.

– Казенные – отвечает ему Василиса – деревня эта не очень большая, там даже храма нет, только часовенка. Дальше уже пешком пойдем.

Яркое солнце начинает по весеннему припекать, мы с удовольствием подставляем ему свои бледные лица.