Уже на крыльце Нине Александровне в ноздри ударил хлебный и волнующий запах согревшегося на солнце снега, точно такой бывал в детстве, когда она ожидала от каждой весны счастья. Воробьи усыпали дорогу, словно маковые зернышки, на прясле соседнего дома сидели две непривычно смирные сороки – грелись на солнце; шла по дороге одинокая, одурманенная духом оттаивающей земли корова и так весело помахивала головой, как молодая лошадь в оглоблях легких дрожек. Да, здорово уже пахло весной! Впрочем, в Таежном это вовсе не означало, что так будет продолжаться и дальше. В прошлом году, например, на Первомай повалил снег, а в конце февраля того же прошлого года шел дождь.
В школе Нину Александровну ждала небольшая, но все-таки радость: директриса Белобородова, как выяснилось, в пух и прах разнесла англичанку Зимину за то, что та опоздала на урок на три с половиной минуты по часам директрисы; сколько Зимина ни клялась, что ее собственные часы известной швейцарской фирмы поставлены по сигналам радио, доказать ничего не могла, а наоборот, довела директрису до исступления.
– Я вас вышвырну вон! – Белобородова размахивала перед носом англичанки коротким толстым пальцем.– Я давно к вам приглядываюсь, голубушка! Мне ваше низкопоклонство перед Западом давно претит, милая моя… Да, мы за мирное существование, но я не потерплю преподавательницу, которая не выписывает ни одной советской газеты, а все разные там «Саттердеи»! Так что запомните навек: эта-а школа работает по моим часам… И какого лешего вам опаздывать, если вы переманили у двух действительно занятых людей домработницу? Ведь у вас муженек – повар, посудомойка и поломойка. Зачем вам нужна домработница? Для престижа – вот для чего! Чтобы все было как в лучших домах Парижа и Лондона!… Я до вас еще доберусь при случае – попробуйте-ка еще раз опоздать!
Немногие знали о том, что тайной мечтой директрисы была домработница. Однако семья Белобородовых-Карповых себе такой роскоши не могла позволить – недоставало денег, которые уходили на учебу сына в Москве и дочери в Ромске.
– Я вас приветствую, Анна Ниловна! – сказала Нина Александровна, когда директриса после звонка появилась в учительской.– А на улице-то веснища!… Мне нужно с вами поговорить.
– Буду рада. Пожалуйста, в кабинет, Нина Александровна. В кабинете директриса Белобородова сразу села на кончик стола – добрый признак,– оглядевшись и помигав, воровато закурила.
– Ну как дела, Нинка? Слышала, как я разделала на все падежи эту дуру стилягу?
– Про стилягу слышала, а вот дела мои вовсе не хороши.
– Что так? – несказанно удивилась директриса и даже забыла о папиросе.– У тебя, у Нинки Савицкой, плохо идут дела?! Расскажите об этом моей прабабушке.
– И все-таки…
В директрисином кабинете во всю ивановскую светило теплое солнце, четыре желтых квадрата лежали на желтом полу, и в них кружились желтые пылинки; в кабинете пахло, как всегда, так сложно, что хотелось чихать, а огромный глобус на шкафу, казалось, медленно вращался, показывая меридианы и широты.
– Твой – молодец! – видимо, поняв причину визита Нины Александровны, энергично произнесла Белобородова.– Такого главного механика сплавной конторы, как твой, Таежное еще не знало. Ты мне на слово поверь: я в поселке абориген. Он истинный молодец, твой-то! И пьянчужек прибрал к рукам…
Теперь от директрисы Белобородовой надо было ждать маленькой или большой гадости, чего-нибудь такого, что должно было подпортить человеку настроение, но Нина Александровна не стала вооружаться, а только вздохнула.
– У Сергея Вадимовича появилась кровь и опоясывающие боли,– сказала она.– Он не хочет ложиться в больницу. |