Член комиссии старшина катера Симкин поднялся около восьми утра здоровый и бодрый, так как полтора месяца назад его вдруг вызвал к себе главный механик сплавконторы Ларин, ничего не объясняя, властно распорядился: «Будете работать с Альбертом Яновичем Юрисоном! С моторами вы знакомы, а чего не знаете – есть Альберт Янович. Приступайте, пожалуйста, к работе». Так было покончено с зимней спячкой, одолевавшей старшину Симкина… В это утро он быстренько расправился с обычным завтраком – яичница с салом – и побежал в мехмастерские, где Альберт Янович молча показал ему на головку блока цилиндров, что означало: притирай клапаны! Работа была занудная и долгая, но Симкин ретиво взялся за дело – так надоело быть неприкаянным. Однако не прошло и получаса, как старшину Симкина окликнула курьерша из конторы, которая потребовала, чтобы он срочно явился к директору. Оказалось, что с помощью опытного навигатора Симкина директор хочет уточнить некоторые детали нового фарватера на заштатной речонке; они еще беседовали, когда в кабинет ворвался главный инженер и тоже обратился к Симкину за советом – этого интересовала еще одна река, похитрее. Симкин ответил на все вопросы, разъясняя обстановку на реках, понял, что директор и главный инженер не ожидали такого подробного знания, почувствовал, естественно, приподнятое настроение, с которым и покинул кабинет. Выйдя на крыльцо, старшина Симкин насвистывал непонятное и думал о том, есть ли в чайной местное, пашевское пиво. Он так и не решил, идти ли в чайную, как на «газике» подъехал главный механик Ларин, увидев Симкина, весело поздоровался с ним и мгновенно скрылся в здании. И Симкин твердо решил сам не зная почему, все-таки разведать насчет пива. В чайной оно было, и Симкин медленно, наслаждаясь, выпил кружку, после чего неторопливо пошел в поселковый Совет и теперь сидел за столом особняком, чтобы не дышать на соседей. По Симкину было видно, что ему все нравится на заседании.
Член комиссии киномеханик Василий Шубин право заседать в ней получил только по той причине, что его склонность к демагогии, «правдоискательству», умение говорить принимались людьми за благо; многим казалось: именно такие люди и должны сидеть на заседаниях в самой большой комнате поселкового Совета… В день заседания комиссии Василий Шубин проснулся в постели – шел десятый час – своей новой подружки, квартирующей у глухонемой старухи на самой окраине поселка. Подружка работала в орсовской столовой, и ее, конечно, дома не было, зато на спинке стула висел выглаженный и вычищенный костюм Василия Васильевича. На левом же плече пиджака лежала записка, составленная из круглых букв: «Васичек, я в тебя влюбленная по гроб жизни. Я всю ноченьку проплакала возле тебя, какой ты у меня красивенький и хорошенький, что твою жену всю испрокляла. Завтрачек я тебе накрыла на кухоньке, ты поешь, Васичек, колбаски сервилад! Сильно в тебя влюбленная Галенька. Приходи поскорее, Василь Васильич. Обратно твоя Галя». Недовольно пощурившись на записку, Василий Васильевич неохотно поднялся с постели, влез в халат, специально купленный для него, умылся, затем, не снимая халата, на глазах у глухонемой домохозяйки позавтракал. Шел он от дома любовницы открыто, всем показывая, как он доволен жизнью, и на лице Василия Васильевича было написано дерзкое: мы свободные люди! На заседании он сидел тоже особняком, положив ногу на ногу.
Член комиссии врач-терапевт Альбина Семеновна Боярышникова не успела надеть хрустящий от крахмала халат и причесаться, как из приемного покоя больницы прибежала молоденькая сестра, не привыкшая еще к болезням и смертям, скороговоркой сообщила о поступлении в больницу Григория Викторовича Счастного. Фамилия больного у Альбины Семеновны была на слуху, он попадал в больницу второй раз, и можно было опасаться инфаркта. Григорий Викторович Счастный лежал на спине, прижав обе руки к груди, лицо было испуганно-жалким, лоб покрывал рясный пот, от боли он громко стонал – это были признаки стенокардии, но и инфаркт миокарда не исключался. |