Учитель сказал, что Польша самая большая и счастливая страна, что в ней всем людям живется хорошо, что в ней лучшие порядки и что вся прежняя история ее свидетельствует об этом.

Если раньше все эти разговоры иногда интересовали Юзика, потом тошнило, то теперь уже Юзик чувствовал какую-то злобу и едва удерживался, чтобы не сказать, чего-нибудь против. Но он был в четвертой классе, учился последний год и утешал себя, что недолго уже осталось слушать эти приевшиеся поучения.

А что дальше?

В пятнадцать лет Юзик мог размышлять об этом более серьезно, но придумать ничего не мог. Он чувствовал, что вокруг что-то делается, что есть люди как Антэк, которые делают что-то определенное, большое, полезное для всех трудящихся. Но что? Как?

Даже, если добиваться такого же положения как в Советском Союзе, так и то Юзик не мог себе представить, какое там положение. Одно только он знал — там творится что-то интересное и необычайное.

Эх, если бы попасть к деду!

Разгром радиостанции

Однажды жители деревни увидели у себя молодого польского офицера. В блестящем военном мундире, с сигарой в зубах, заломив конфедератку, шел он по улице и хлопал по голенищам стэком.

— Взгляните: Чесь, Захаров сын! — удивлялись люди.

— Ишь, каким паном стал!

— На эти деньги везде будешь паном.

Сейчас и не подходи к нему.

Но один прежний товарищ Чеся, Коля, подошел.

— Здорово, Чесь!

— Добрый день! — ответил тот добродушно, но руки не подал.

— В гости приехал?

— Надо посетить дом.

— Надолго ли? Может, опять будем рыбу ловить как когда? — льстиво сказал Николай.

— Вряд ли.

— Куда идешь?

— Да надо посетить господина Загорского, — безразличным тоном ответил Чесь. Обижаться будут: два дня как; приехал, и не был еще у него.

— О!.. — Произнес Николай ни то с ужасом, ни то с необычным почтением.

А Чесь пошел дальше.

И сразу же по всей деревне загудели, что Чесь пошел в гости к самому пану…

Пан Загорский сидел в своем кабинете за стаканом кофе и пересматривал газету. Иногда звонил телефон.

— Варшава? Алё, я. А кто говорит? Пан Пржэсмыцки? Бардзо пшыемне. Да… да… очень рад. Благодарю пана за беспокойство. Довидзэня.

Вошел лакей.

— Там к пану офицер пришел.

— Какой?

— Господин Купрейчик.

— Купрейчик? Не знаю такого.

— Захара из деревни сын.

— А… Что ему нужно?

— Просто говорит, что вас хочет видеть.

— Ну, пусть идет.

Чесь остановился перед дверью, поправил сваи ремни, воротник, кашлянул и переступил порог.

Прежде всего ему бросился в глаза огромный портрет Пилсудского, потом ряд королей. Огромные шкафы с книгами, письменный стол и за ним пан Загорский, важный, бритый мужчина. Как передовой и деловой человек, он даже брил официальные барские усы.

Чесь ударил сапогом о сапог и чуть не поскользнулся на блестящем паркете.

— Мои приветствия пану! — промолвил он, быстро склонив голову.

— Проша, — сказал пан Загорский, неохотно поднимаясь с кресла. — Садитесь.

— Оказавшись в этих краях, посчитал необходимым засвидетельствовать почтение господину, — говорил Чесь, усаживаясь в кресло.

— Благодарю пан.