— Так я стала Ирмой, сотрудницей отдела разведки. С каждым разом претензии Мланова росли. Сейчас он требует от меня такой подлости, на которую я не способна... Что делать? Как вырваться из липкой паутины, которой опутал меня Мланов...
— Думитру Мланович? — спросил Николай.
— Да. Он принял румынское подданство и переменил фамилию.
— Если вы, Берта, искренни, выход есть, и я вам могу его подсказать.
— Какой?
— Идите к Гофмайеру и так же, как мне, расскажите ему всю правду.
— Но ведь я не пощадила и Гофмайера!
— Гофмайер придет в бешенство, но не от того, что сказали о нем вы. В конце концов вы женщина, и женщина хорошенькая. Дело в том, что румынская разведка собирала информацию о немецком командовании. Вот где зарыта собака! Сотрудник сигуранцы напоил немку, гражданку великой Германии, спровоцировал ее на легкомысленный поступок и теперь шантажирует!.. Вы знаете, что произойдет после вашего визита к Гофмайеру? Гестапо вцепится в горло сигуранцы, и полковник Жиоржеску принесет в жертву Думитру Млановича. Вас они не тронут.
— Завтра воскресенье, и Гофмайер с Загнером отправляются на морскую прогулку.
— Тогда в понедельник с утра.
— Хорошо, я пойду в понедельник к Гофмайеру. Пожалуй, вы правы, это единственный выход. Мне холодно...
Николай набросил на ее плечи пиджак.
Поднялись они в центр Потемкинской лестницей. Когда с Дерибасовской вошли в Колодезный переулок, Берта вздрогнула и остановилась. Недалеко от подъезда дома стояла черная крытая машина «БМВ».
У Берты начался озноб, ее трясло, как в лихорадке.
— Хотите, я посмотрю, кто в машине?
— Нет, это может вам повредить. Я пойду.
— Прошу вас, Берта, включите в столовой люстру и трижды чуть приподнимите светомаскировку. Я буду стоять здесь и не уйду, пока не буду знать, что у вас все в порядке.
— Спасибо, Коля! Я не знаю, что бы я сейчас делала, если бы вас не было со мной... Как хорошо, что вы есть на свете!..
Сбросив на его руки пиджак, она решительно двинулась вперед, махнула рукой на пороге и скрылась в подъезде.
Ему очень хотелось подойти и посмотреть, кто в черной машине, но он понимал, что ввязываться в эту историю не имеет права.
Прошло минут десять, прежде чем мигнул в окне свет. Николай медленно побрел домой. Где-то слышался топот ног, свистки, выстрелы, крики... В ночной Одессе оккупанты наводили порядок. Дважды у Николая проверяли документы. Мимо него жандарм за ногу волочил по брусчатке подростка, и на серых камнях за его головой оставался темный след...
— За что вы его? — не выдержал Николай.
— Сопляк, написал «Гитлер капут» на заборе! Вот такими буквами! — капрал показал, расставив ладони на уровне плеч, и бросил с усмешкой жандарму: — Ты его мельничкой! Мельничкой!
Жандарм понимающе осклабился — не впервой — и, держа подростка за ногу, начал кружиться на месте... Тело мальчика поднялось и поплыло над брусчаткой, а жандарм крутился быстрей, быстрей, переступая сапогами все ближе к чугунному столбу...
Николай всем своим сердцем ощутил этот удар...
Капрал перевернул тело мальчика на спину и безответно спросил:
— Ну что, капут?
Задыхаясь от гнева и ненависти, Николай пошел прочь.
В ушах его еще стоял этот хрусткий звук удара. Молча, он шел под уклон Дерибасовской, шатаясь, словно пьяный...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Совещание затянулось. Майор Загнер был, как всегда, не в духе, перебивал выступавших грубыми репликами, задавал язвительные вопросы.
Шел доклад главного инженера по вопросу переоборудования парохода «Антрахт» в рефрижераторное судно. |