Верьте в мечту товарищи!

Еще четверть часа назад он вместе с делегатами и гостями Девятого съезда российских коммунистов нещадно хлопал в ладоши, приветствуя великого вождя революции и мирового пролетариата, а теперь всласть дышит весенним прозрачным воздухом, будто впервые открывая для себя мир. Например, такого количества скворцов, обыкновенных черных скворцов с ярким металлическим блеском на крыльях, голове, спине он не видел давно. Может, не замечал прежде, не обращал внимания? А может, на самом деле птицы прятались где-то в теплых краях и вот теперь, почуяв мировую весну, поверив в нее, слетелись со всех концов света, чтобы держать совет, как жить дальше? Вот и пролетарии всего мира присылают в Москву своих представителей. Не золото везут обратно, не вагоны с оружием, не эшелоны добра отгружают. Нет этого ничего у молодой Советской республики. Не может она сегодня поделиться с братьями и куском хлеба. Только идеи, только мысли шлет Москва за кордоны. Но какие! Они страшнее пушек, танков, аэропланов, которыми так щедро снабжает Антанта всех, кто идет против Советов. Потому что это идеи о неизбежности победы труда над капиталом на всей земле.

Вот какие чувства обуревали Дундича, пока он смотрел, как скворцы с упоением чистят перья, громко перекликаются, легко поднимаются над башнями Кремля, над куполами его церквей и соборов. Их маковки снова напомнили ему о родной деревеньке, отчем крове и матери, с ее всепонимающим и всепрощающим взглядом. Как-то они там, доведется ли встретиться? Ведь не известно, когда закончится эта гражданская. Да и будет ли она последней в его жизни?

Задумчивость Ивана Антоновича прервал Сердич:

— Иво, время… Тебе пора идти.

— Почему только мне? И тебе тоже. Разве ты не хочешь увидеть Ленина поближе, Данило?

— Я?.. В группе Буденного одни орденоносцы. Ты же знаешь, Семен Михайлович любит преподносить своих орлов по высшему разряду. А у меня…

— Не ерунди. Чем ты виноват, что тебя послали учиться в Академию? Вернешься в армию — получишь орден. Не так?

— Так-то так…

Дундич обнял друга:

— В общем, я договорился с Буденным. Говорю, дескать, и первоконники грызут генштабовскую науку. Ленин оценит.

— Ну, а командарм?

— Сказал: «Нехай будет для круглого счета, хитрюга». Идем!

По парадной дворцовой лестнице, на марше которой уже ждал их Буденный с группой, они поднялись в небольшой холл, откуда направились в длинный полутемный коридор, запруженный народом. Дым, гомон, толкотня. Все обычно и буднично. Дундич, боясь отстать, потеряться в этой кутерьме, вцепился в рукав гимнастерки командарма.

До сегодняшнего дня, даже до этой вот самой минуты Иван Антонович мало надеялся на тот счастливый случай, который сведет его с глазу на глаз с таким человеком, как Ленин, не верил, что будет иметь возможность сказать ему лично… Но что? Ведь никто не имеет права пустой болтовней отнимать у вождя мирового пролетариата драгоценные минуты. Хотя, рассказывают, он даже пьет чай с мужиками из деревни, не говоря уже о курсантах, которые несут охрану его кабинета и квартиры. Это скорее байка, но приятная. Где, когда, при какой власти царь или премьер-министр вместе с мужиком чаи распивал? Видимо, и понимая, что у Ленина столько дел и забот, тысячи людей не просто хотят, а жаждут встречи с ним.

Дундич едва заметно подталкивал Буденного. Нетерпение его возрастало, когда командарм, отвечая на чье-то приветствие, останавливался, интересовался жизнью, здоровьем встречного. Дундичу казалось, что именно в это время кто-то опередит их куда-нибудь уведет Ленина.

— Ну, что ты, братец, меня все толкаешь? — вышел из себя командарм, когда Дундич особенно настойчиво попытался продвинуть его вперед.