Рабочий класс должен сорганизовать производство так же эффективно, как он сорганизовал Красную Армию, которая совершила чудо. Каждый рабочий должен проникнуться сознанием, что он правит страной. Это задача бескровная, но архитрудная. Самопожертвование в будничной, рутинной обстановке неизмеримо труднее. И тем ценно.
В памяти Дундича всплыли слова юного Коцюбинского, на митинге в лагере для военнопленных, о том, что коммунизм будет построен не сегодня и не завтра. Выходит, неплохо соображал тот безусый главком не только в вопросах войны, но и мира. А может, это ленинская мысль? Юрий услышал ее и передал другим, и слова эти, запав в душу Дундича, учили его воевать бесстрашнее и грознее, чтобы хоть на немного приблизить желанную цель.
— Однако, товарищи, извините за уклончивость, которую я, наверное, перенял у Климента Ефремовича, — Ленин бросил лукавый взгляд на Ворошилова, — но разговор с военными о делах невоенных я затеял неспроста. Чтобы перевести все хозяйство на мирные рельсы, нам нужен прочный мир. А обеспечить его для народа в обстановке, когда империалисты вооружены до зубов и лишь ждут удобного момента, можете только вы, воины Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Владимир Ильич заговорил о том, что если Красная Армия не завершит до весны окончательный разгром деникинских банд, из Крыма непременно выползет барон Врангель, и у Советского правительства нет никакой гарантии, что не навяжут новую войну польские империалисты.
— Хотя мы их предупредили, — очень жестко сказал Владимир Ильич, — что если они сунутся, то получат такой урок, который не забудут никогда! Верно?
— Правильно! Не забудут! — сдержанно загудели конармейцы.
Дундич, кажется, понял, что еще делало Ленина необыкновенным — умение, говоря со всеми, говорить с каждым. Цепкий взгляд его живых карих глаз останавливается на тебе лишь на мгновение, но мгновения эти, стократно повторяясь, создают тот незримый, но прочный мост доверия, по которому убежденность вождя переливается в тебя, становится твоею убежденностью. «Посмотрев в глаза он заглянул в душу», — так в горских сказаниях говорится о провидцах, о людях, которым окружающие верят беззаветно. Вот почему человек, оказавшись в большой группе слушающих вождя, с полным правом мог потом сказать: «Ленин говорил со мной».
Владимир Ильич обвел лица командиров и спросил, может ли Советское правительство и впредь, как всегда до этого, положиться на Конармию.
— Может, — твердо ответил командарм. — Вот вернемся со съезда и потопим врангелевцев в море. Со всеми иностранными помощниками.
— Чем скорее, тем лучше, — коротко откликнулся Ленин и добавил: — Мы готовы заключить мир с любым государством. Но империалисты не могут нам простить Октябрьской революции, которая возвестила начало их краха. И поэтому вместо мирных переговоров готовят новые военные авантюры…
Тут Владимир Ильич посмотрел на дверь, будто за ней стояли те, кто не хочет садиться за стол диалога с Россией. Так показалось Дундичу. На самом же деле до слуха Ленина долетел звонок, зовущий делегатов в зал. Перерыв окончился. Буденный круто повернулся к товарищам:
— Задержали Владимира Ильича. Он с нами и не отдохнул.
— Не беспокойтесь, товарищ Буденный, — не поддержал командарма Ленин. — Беседа с вами для меня была самым лучшим отдыхом.
Прежде чем расстаться, Владимир Ильич попросил Семена Михайловича и Климента Ефремовича подготовить докладную о нуждах Первой Конной. Затем, прощаясь с каждым за руку, он желал товарищам удачи, успехов в ратном деле, выражал надежду на новые встречи. Наконец, Ворошилов представил Сердича и Дундича.
— Вы ведь понимаете, товарищи, — сказал Ленин, — что у нас, в России, война скоро кончится, а у вас, в Сербии, все еще впереди. |