Другое место в «Рассказах» предвосхищает открытия гораздо более поздней поры. Описав особняки американцев, автор высказывает предположение, что эти великолепные жилища «лепят судьбы» их обитателей; им свойственна некая «особенная атмосфера», которая действует на живущих в доме людей как «неодолимая и грозная сила». Любопытно, не правда ли? Этого историка минувших дней легко принять за пророка! Несколько дальше читаем вот что: «Мне давно поперек горла встала эта жизнь и наш девятнадцатый век. Убежден, что все идет как-то не так»<sup></sup>. Задумайтесь об этих словах, о силе вложенного в них ощущения беды и обездоленности. В заключительной фразе горечи еще больше: «Пусть меня забальзамируют лет на двести». Здесь, конечно, пафос смешан с иронией. Если бы Поэт и вправду ожил двести лет спустя, его по-прежнему окружала бы эпоха Крота во всей своей безрадостной силе. Но его произведение доказывает, что, несмотря на все убожество и гнет, даже тогда случались прозрения и проблески, позволявшие заглянуть в иную жизнь, которой суждено было ярко воссиять в эпоху Чаромудрия. Благодарю вас.
12
Платон. Благодарю тебя. Кажется, им поправилось.
Душа. Великолепное выступление.
Платон. Но верно ли сказанное?
Душа. Да, насколько кто-либо может судить. Меня особенно порадовало твое рассуждение о времени. Время всегда интересовало меня — по крайней мере, пока оно существовало. И звучало все очень убедительно. Должна к тому же сказать, что жестикуляция твоя улучшилась.
Платон. В Академии меня учили вызывать образы, но я был плохим учеником.
Душа. Нет. Ты просто другой. Я с самого начала это увидела. Даже ребенком ты отличался от всех. Ты предпочитал одиночество. Отказывался играть с осколками зеркал.
Платон. Я был такой урод…
Душа. Нет. Это был страх. Когда надо было танцевать с другими детьми в лабиринте, ты с криком кидался прочь.
Платон. Так действительно было?
Душа. Я неотлучно тебя сопровождала. И когда ты прятался в развалинах слоновьего замка<sup></sup>, и когда оплакивал смерть наставницы.
Платон. Ее звали Евфрена. Это она привела меня в Академию. Это она показала мне книги.
Душа. Ты помнишь, как плакал?
Платон. Я помню, как пришел в Дом Умерших.
13
Добро пожаловать, малыш Платон. Добро пожаловать в Дом Умерших. Сюда пришла твоя наставница, когда конец ее стал близок. Одни горожане мягко и тихо исчезают, другие, прежде чем истаять, много столетий покоятся здесь в своих оболочках. Раньше мы думали, что в миг смерти тело лишается всякой памяти и всякого воображения; но недавно было доказано, что умершие видят сны. Они лежат здесь, и им снятся их былые жизни. Мы знаем это, потому что можем слушать их сновидения. Почему ты плачешь, малыш Платон?
14
Душа. И все же ты остался в Академии.
Платон. Долг удержал меня. Нет. Это был мой собственный выбор. Я хотел прочесть все старые книги. Я уже был не здесь. Я был там, в них.
Душа. Уютное положение.
Платон. Почему?
Душа. Там ты мог укрыться.
Платон. Ты ошибаешься.
Душа. Мне ли не знать?
Платон. Я хотел обрести себя.
Душа. Ты хотел обрести голос.
Платон. Нет. Я хотел обрести веру.
Душа. Печальное было зрелище. Ты с уверенностью считал себя правым, а других горожан неправыми. Ты верил в значительность прошлого.
Платон. Конечно. Но не ты ли убедила меня в том, что книги — достойный предмет внимания?
Душа. Возможно. Я не помню.
Платон. Души не нуждаются в памяти. Они вечны.
Душа. Прошу прощения. Признаю свою ошибку. Но когда они предложили тебе надеть балахон оратора, я молчала. |