— Софья! — в ужасе возопила она. — Ради бога, что ты делаешь?

— Ничего, — ответила Софья.

Через мгновение, очнувшись от сна под опием, встрепенулся и мистер Пови.

— Ноет, — пробормотал он и, подумав, добавил: — Но в общем-то, гораздо лучше. — Во всяком случае, смерти он избежал.

Софья спрятала правую руку за спину. Как раз в это время по Кинг-стрит проходил уличный торговец, возвещавший: «Мидии и креветки!»

— Ах! — громко воскликнула Софья. — Давайте купим мидий и креветок к ужину! — Она рванулась к двери, отперла и распахнула ее, не подумав, что сквозняк может повредить мистеру Пови.

В те времена вкус пищи, потребляемой людьми, нередко зависел от каприза уличных торговцев, это была эра предпринимательства, когда странствующих рыцарей торговли было очень много и они отличались изобретательностью. Вы выходили на порог, хватали вручаемый вам продукт, уходили в дом, варили и съедали его — все точно так, как это водилось у бриттов.

Констанции пришлось присоединиться к сестре на верхней ступеньке, тогда Софья опустилась на нижнюю. Свежие мидии и креветки, совсем живые! — завопил торговец, стоя на апрельском ветру и глядя через дорогу. Это был знаменитый Холлинз, ирландец, горький пьяница, проживший неправедную жизнь; он бойко здоровался на улице с членами магистрата и называл работный дом, который иногда посещал, Бастилией.

Софья вся тряслась от смеха.

— Над чем ты смеешься, глупышка? — спросила Констанция.

Софья исподтишка показала щипцы, торчавшие у нее из кармана. Из их кончиков высовывалась ясно различимая и даже легко узнаваемая собственность мистера Пови. Действия Софьи, этой нарушительницы заведенного порядка, достигли своего апогея.

— Что это? — лицо Констанции исказилось ужасом от невероятности того, что она увидела.

Софья изо всех сил толкнула ее локтем, чтобы напомнить ей, что они на улице, да к тому еще поблизости от мистера Пови.

— Ну-с, барышни, — промолвил гадкий Холлинз, — три пенса за пинту, и как себя чувствует сегодня ваша почтенная матушка? Да, да, свежие, ей-богу!

Глава II. Зуб

I

Обе девушки поднялись по неосвещенной каменной лестнице, которая вела из пещеры Мэгги к двери нижней гостиной. Софья шла впереди с большим подносом, а Констанция позади с маленьким. Констанция, у которой на подносе были только чайник, миска с дымящимися и благоухающими мидиями и креветками и тарелка с горячими, намазанными маслом гренками, повернула налево — в нижнюю гостиную, Софья же несла на подносе все необходимое для плотного ужина с чаем на двоих, кроме мидий и креветок: яйца, мармелад, гренки, накрытые перевернутой полоскательницей. Она повернула направо, прошла по коридору мимо комнаты закройщика, поднялась по двум ступенькам в объятую мраком лавку с закрытыми ставнями, запертыми дверьми и зачехленной мебелью, далее — по лестнице, ведущей в мастерскую, и через нее в коридор, ведущий в спальные. Опыт показал, что с большим нагруженным подносом легче проделать этот длинный обходной путь, чем огибать неудобный угол лестницы у нижней гостиной. Краем подноса Софья постучала в спальную родителей. Приглушенные голоса, доносившиеся из спальной, сразу утихли, и очень высокий, очень худой чернобородый человек открыл дверь; он посмотрел на Софью сверху вниз с таким видом, словно спрашивал, с какой стати она им помешала.

— Я принесла чай, мистер Кричлоу, — сказала Софья.

Мистер Кричлоу осторожно принял поднос.

— Кто это? Моя малышка Софья? — раздался слабый голос из глубины спальной.