— Вот так-то! — возбужденно произнесла она.

Она совершила это немыслимое, непростительное нарушение кодекса чести раньше, чем Софья оправилась от потрясения, вызванного наглым осквернением ее неприкосновенной шкатулки. В одно мгновение идеалы Софьи были разбиты вдребезги, и кем? Самым милым, нежным созданием из всех, кого она знала. Как для Софьи, так и для Констанции это было полной неожиданностью, одинаково испугавшей их обеих. Софья, неотрывно глядя на цитату «Господи, не отврати от меня лицо твое», висящую в соломенной рамке над комодом, не шелохнулась. Она потерпела поражение и была этим так потрясена, что даже не подумала о явном бессилии разукрашенных цитат в борьбе со злодеянием. Нет, ее нисколько не интересовала собственность мистера Пови. Ее ошеломили и заставили молча смириться с неизбежным моральная сторона происшедшего и удивительный, необъяснимый переворот в характере Констанции.

Дрожащая от возбуждения Констанция старалась завершить приготовление ко сну с достойным спокойствием. Поведение Софьи оказалось для нее неожиданным, но придало ей смелости. В конце концов Констанция погасила газ и легла рядом с Софьей. Они немного повертелись в постели, укладываясь поудобнее, и наступило затишье.

— Если хочешь знать, — дружелюбно и бесхитростно сказала Констанция, — мама с тетей Гарриет решили, что со следующего семестра мы обе должны оставить школу.

Глава III. Сражение

I

В Пяти Городах освященный обычаем день приготовления теста — суббота. Но миссис Бейнс замешивала тесто по пятницам, потому что по субботам после полудня в лавке, естественно, бывало много дел. Правда, миссис Бейнс готовила тесто и пекла пироги утром, а субботнее утро едва ли отличалось от других, но она замешивала тесто в пятницу, а не в субботу утром потому, что в субботу после полудня в лавке бывало много дел. Таким образом, она получала возможность в субботу утром совершить все покупки без мучительной спешки.

На следующее утро, после первого опыта Софьи в области зубоврачевания, миссис Бейнс мешала тесто в подземной кухне. В этой кухне, пещере Мэгги, царила таинственность церкви, а в пасмурные дни — таинственность склепа. Каменные ступени, ведущие в кухню с улицы, никак не освещались. Спускаться приходилось на ощупь, и когда вы входили в кухню, она по контрасту казалась ярко освещенной и нарядной; возможно, архитектор предвидел и умышленно создал этот эффект. Дневной свет проникал в кухню через широкое, расположенное высоко под потолком окно, до которого девочки начали доставать, когда уже несколько лет посещали школу. Оно было застеклено частично старомодным матовым стеклом, через которое невозможно различать предметы, а частично — стеклом нового типа, представлявшим собой прогресс цивилизации. Через окно виднелись громадные витрины зеркального стекла, принадлежавшие недавно построенным «Солнечным» погребам, а также ноги и юбки прохожих. Крепкая проволочная решетка на окне препятствовала излишнему проникновению света, а также защищала стекла от проделок прохожих, идущих по Кинг-стрит. У мальчишек была привычка изо всех сил пинать решетку ногами.

Стены кухни украшали незабудки на коричневом фоне. Потолок был неровный и закопченный, поперек него тянулась балка, из которой торчали два крюка. С этих крюков некогда свисали веревки, на них были укреплены качели, которыми в прежние времена часто пользовались Констанция и Софья, пока не выросли. У стены между лестницей и окном находилась большая плита. Остальная мебель состояла из стола (у стены напротив плиты), буфета и двух виндзорских кресел. Напротив лестницы зиял дверной проем без двери, ведущий к двум кладовым, еще более темным, чем кухня, смутно различимым хранилищам, которые были видны только благодаря побелке; там на стеллажах располагались кувшины с молоком, блюда с холодным мясом на косточках и остатки яблочного пирога; в углу, поближе к кухне, стоял большой каменный ларь, где хранился хлеб.