Фургон мчался по шоссе с невиданной скоростью. Сержант остервенело крутил баранку, смотрел вперед и не видел, как рядом с ним умерла Катя.

- Ты не волнуйся, ты держи хвост морковкой! - кричал он ей, не отрывая глаз от дороги. - Приедет Петька. Поженитесь. Ты не смотри, что он молодой! Он же четыре года от Москвы до Германии топал! Он и жизни-то человеческой совсем не видел! Передовая да санбаты! Пацана воспитывать будете. Я к вам в гости приеду. У вас цирк в городе есть? А, Катюшка? Может, ты пить хочешь, Катенька?.. Сейчас! Ты думаешь, у меня нету? У меня все есть!

Сержант протянул окровавленную, обожженную руку вниз, достал флягу, протянул ее Кате. И, улыбаясь, посмотрел на нее.

Сквозь простреленное стекло в кабину ворвался встречный ветер. Он пошевелил прядку волос мертвой Кати и высушил слезы на ее щеках.

Сержант осторожно положил флягу на сиденье, притормозил и поехал медленно-медленно.

Словно похоронные дроги, фургон ехал по расположению дивизии. Еле-еле катил он по неширокой улочке, и все, кто попадался ему навстречу, останавливались и смотрели ему вслед.

С искареженным капотом, простреленным ветровым стеклом, с дверцами, пробитыми пулеметными очередями, с израненным в щепки фургоном, хромая спущенными правыми задними колесами, ЗИС медленно подкатил у штабу дивизии.

- Артисты приехали! Арти…

Сержант тяжело вылез из-за руля, обошел фургон и заглянул внутрь:

- Все живы?

- Все, голубчик… Все, слава богу, - ответила старая певица.

Сержант и старик-ефрейтор только что закончили делать холмик на могиле Кати.

Неподалеку, метрах в трехстах, шел концерт под открытым небом. Оттуда доносилась музыка, веселые куплеты и аплодисменты.

Сержант взял лопату под мышку, помотал забинтованными руками и попросил стрика-ефрейтора:

- Сверни мне покурить.

- Погоди ты с куревом, - недовольно сказал старик. - Сыми шапку.

Сержант бросил лопату и неловко стянул с себя пилотку.

Старик тоже снял с себя пилотку, засунул ее под ремень, обратился лицом к солнцу, перкрестился и сказал:

- Господи, упокой душу рабы твоей… Как ее звали-то?

- Катя, - грустно сказал сержант.

- Господи, упокой душу рабы твоей Катерины… - старик истово перекрестился. - Прости своей усопшей рабе все прегрешения…

- Какие еще прегрешения?! - злобно ощерился сержант и шагнул у старику-ефрейтору.

- Ну, говорят так… - забормотал старик.

- Я тебе покажу «прегрешения»! - рявкнул сержант.

Старик испуганно втянул голову в плечи и сержант почувствовал себя виноватым.

- Не было у нее никаких прегрешений, - тихо произнес сержант. - Не было…

Старик посмотрел на сержанта прозрачными детскими глазами и вдруг спросил:

- Интересно. И кто бы у нее народился: дочка? сын?.. А?

Совсем неподалеку, метрах в трехстах, под открытым небом шел концерт. Играл баян, бросал мячики пожилой жонглер…

- А? - переспросил старый ефрейтор. - Как думаешь?

- Не знаю, - ответил сержант. - Они сына хотели.

- Конечно, - оживленно сказал старый ефрейтор. - Первый ребятенок в семье обязательно парень должен быть. Работник! Или можно было его пустить по умственной линии. Как считаешь?

- Не знаю, - сказал сержант. - Не знаю… Но если когда-нибудь у меня будет сын…

Очень ранним летним утром по спящей улице вели слона.

Вел его человек средних лет, одетый в джинсы и старую вытертую кожаную куртку. На ногах у него были кеды.

Шли они посередине неширокой улицы, прямо по белой осевой линии.