— Они не мои, Вадим Романович. Такие же мои, как ваши. Ваши, может быть, даже побольше. И какое дачникам дело до моего газа…

— А кому ж дело? — потянулся к ней через стол председатель.

Павла Поликарповна едва удержалась, чтобы не сказать кому. Да ведь не пойман — не вор. А если и поймаешь, что с того проку… как с гуся вода с него.

— Что об этом, — сказала она. — Кому-то, видимо, есть… Вы вот ответили бы, раз уж мы беседуем с вами, что с газом: будет нынче к зиме?

Председателю так сразу было тяжело переключить себя на другое.

— Ну, в общем, я вас… — протянул он, — поставил вас в известность… К зиме?! — вскинулся он. — Ну, Павла-ликарповна, это вы просто не понимаете, что такое газ. К зиме, дай бог, только всякую документацию утрясти.

— Так сами вы тогда говорили, на собрании, — к зиме.

— Нет, если к будущей только, — так, словно о будущей он и говорил, сказал председатель. — Подготовит институт проект, надо еще через райисполком пробивать, чтобы трест нас в план включил. У него в первую очередь государственные объекты, мы для него мелочь, их там еще поуламывать надо.

Дома Павлу Поликарповну ждала новость.

Под яблоней, ликующе блестя в солнечной ряби никелированными частями, стояла эдакой клетчатой красной ракеткой коляска, по двору с клубком веревки в руках ходил внук, высматривая, куда ловчее ее привязать.

— Баб! — обрадованно-смущенно обернулся он на ее оклик. — Здравствуй!.. Ты не сердись, что мы сразу так, не уведомив… но ты ведь не против?

Из дому, услышав, видимо, через окно их голоса, торопливо выскочила на крыльцо та самая, с которой внук приезжал тогда на Новый год, — Таня.

— Здравствуйте, Павла Поликарповна, — спускаясь к ним вниз, с этою же, что у внука, смущенной улыбкой, проговорила она. — Мы так неожиданно, видимо, да? Вы уж не обижайтесь на нас. Я Паше говорила, что неудобно, давай напишем, но он говорит, что ничего, что все нормально, скорее нужно выезжать. А у мальчика темечко маленькое, ему прямо круглые сутки свежий воздух нужен, каждый буквально день дорог… — Она сейчас сыпала такой скороговоркой, какой и ждать нельзя было от той молчуньи, что приезжала с Павлом в прошлый раз, — все равно что не шла, а семенила.

Первое ошеломление с Павлы Поликарповны схлынуло.

— Так вас, — сказала она, — поздравить нужно? — И посмотрела на внука.

Внук, улыбаясь, развел руками.

— Сколько мальчику? — спросила Павла Поликарповна Таню.

— Месяц вчера, — с готовностью отозвалась та.

Вчера месяц, родился, значит, в июне… и значит, тогда, на Новый год, когда приезжали, подходило уже к трем. Не для того ли и приезжали, — привозил посмотреть, куда можно будет выехать на воздух?..

Через порог, показавшись сначала одной своей слоновьей ногой, медленно перетащив затем другую, вышагнула на крыльцо Алевтина Евграфьевна.

— Правнука посмотрела? — спросила она Павлу Поликарповну оттуда. — По новым правилам с самого рождения растят: не спеленут совсем, руками-ногами туда-сюда.

— Так теперь все так советуют, и в книгах так написано, — быстро повернулась в сторону Алевтины Евграфьевны Таня.

— Молоко есть? — спросила ее Павла Поликарповна.

— Есть. Но не хватает. На сегодня мы привезли, а на завтра уже… сможете нам помочь?

— Попробую… — Павла Поликарповна, подпираясь батогом, пошла по меже между грядками с зеленью к яблоне.