С этим отзывом сходна запись в дневнике Н. А. Добролюбова от 25 января 1857 г.: «Вечером я решился читать Тургенева и взял первую часть <…> Что-то томило и давило меня; сердце ныло, — каждая страница болезненно, грустно, но как-то сладостно-грустно отзывалась в душе… Наконец прочитал я „Три встречи“ и с последней страницей закрыл книгу, задул свечу и вдруг — заплакал… Это было необходимо, чтобы облегчить тяжелое впечатление чтения. Я дал волю слезам и плакал довольно долго, безотчетно, от всего сердца, собственно по одному чувству, без всякой примеси какого-нибудь резонерства» (Добролюбов Н. А. Дневники. 1851–1859 / Под ред. и со вступ. статьей Вал. Полянского. М., 1932, с. 221).

Представляет также интерес отзыв Т. Шторма, который 15 сентября 1863 г. писал Л. Пичу: «В „Трех встречах“, как ни слабы они по композиции, есть что-то пленительное, главное в них не в событии, о котором повествуется, а в том впечатлении, которое оно производит на рассказчика; настроение, овладевающее им в результате этого события, — вот собственно тема…» (см.: Шульце-Леман К. Тургенев в переписке Теодора Шторма с Людвигом Пичем. — Лит Насл, т. 76, с. 582; ср.: Лааге К. Э. Выставка в Хузуме, посвященная Шторму и Тургеневу. — Т сб, вып. 3, с. 294).

В позднейшей критической литературе о Тургеневе рассказ «Три встречи» не подвергался обстоятельному изучению и оценке. Первая статья, специально посвященная этому рассказу, появилась только в 1927 г. (Габель М. О. «Три встречи» Тургенева и русская повесть 30 — 40-х годов XIX века. — Русский романтизм/Сборник статей под ред. А. И. Белецкого. Л., 1927, с. 115–150). М. О. Габель дает здесь подробный анализ стилевых и композиционных приемов в «Трех встречах» и на основе произведенных наблюдений приходит к одностороннему и несколько упрощенному выводу об отказе Тургенева «от принципов натуральной школы» и о его повороте «в сторону русской романтической повести 30-х годов». При этом реалистические элементы в содержании и стиле рассказа оказались вне поля зрения автора статьи.

Двумя годами ранее к «Трем встречам» обратился И. М. Гревс, опубликовавший книгу, в которой он рассматривал образы Италии в творчестве Тургенева (Гревс И. М. Тургенев и Италия. Культурно-исторический этюд. Л., 1925). Не ставя перед собой задачи всестороннего разбора «Трех встреч», И. М. Гревс рассматривает лишь созданную здесь художником картину Италии и приходит к следующему заключению: «Это подлинная Италия <…> Удивляешься, как смог писатель, после кратковременного, еще однократного пребывания в Италии, так полно схватить, так прочно удержать, так жизненно воспроизвести реальный облик страны в его интимных деталях. Ведь итальянская картина не уступает по силе изображения многим мастерским тургеневским этюдам русской действительности, хотя бы тем, которые тут же, в „Трех встречах“, переплетаются с нею» (с. 51–52).

Рассказ «Три встречи» неоднократно переводился при жизни Тургенева на иностранные языки. В 1852 г. немецкий его перевод был издан в Петербурге под заглавием «Drei Begegnungen» (перепечатка из «St.-Petersburger Zeitung», 1852, № 126–131, 18–24 июня) и вскоре вышел отдельным изданием (ценз. разр. 24 июня (6 июля) 1852 г.). Годом позже тот же перевод был напечатан в «Belletristische Blätter aus Russland», 1. Jg. (SPb.), 1853, Abt. I, S. 99 — 124 (см.: Шульце-Леман К., указ. статья, с.