Мне вспомнилось, как миссис Марден мелькнула в окне брайтонского дома в тот самый день, когда я провожал Шарлотту домой. Но на сей раз моя уклончивая подруга не исчезла; она постучала пальцами по стеклу, приглашая меня войти. Миссис Марден находилась в причудливой комнатке — одной из гостиных в первом этаже дома Трэнтонов; комната называлась «индийской» и была обставлена в восточном стиле: бамбуковые шезлонги, расписанные лаком ширмы, фонари с длинной бахромой и диковинные идолы в шкафах — все это не располагало к общительности. В эту гостиную заглядывали редко, и, когда я зашел туда, мы с миссис Марден оказались там одни. Она сразу же спросила меня:
— Пожалуйста, скажите честно: вы влюблены в мою дочь?
Раздумывать было некогда.
— Я отвечу на ваш вопрос, но прежде поясните — отчего вы так решили? Мне кажется, особой навязчивости я не проявил.
Миссис Марден, протестующе глядя на меня своими прекрасными глазами, словно не слышала моего замечания.
— Вы ничего не говорили ей по дороге в церковь? — настойчиво продолжала она.
— А почему вы думаете, что я должен был что-то говорить?
— Потому что вы видели его.
— Кого, милая миссис Марден?
— Вы знаете кого, — ответила она строго и с укоризной, как если бы я пытался ее унизить, заставляя сказать нечто непроизносимое вслух.
— Вы имеете в виду джентльмена в церкви, которого так странно восприняли? Он сидел на скамье рядом с нами.
— Вы его видели, видели! — торопливо проговорила миссис Марден; в голосе ее слышались и тревога, и облегчение.
— Конечно видел, поскольку и вы видели.
— Одно другого не подразумевает. Вы почувствовали, что это неизбежно?
Я снова был сбит с толку:
— Неизбежно?
— То, что вы должны его видеть.
— Естественно, ведь я не слепой.
— А могли бы быть слепы. Как все остальные.
Я окончательно запутался и чистосердечно признался в этом своей собеседнице, но миссис Марден ничего не стала пояснять и только воскликнула:
— Я предвидела, что так случится, едва вы полюбите ее. Я знала: вам предстоит эта проверка — нет, скорее испытание.
— Выходит, таинственные обстоятельства как-то связаны с моими чувствами? — спросил я с улыбкой.
— Судите сами. Вы его видели, видели! — едва ли не торжествовала миссис Марден. — И вы увидите его снова.
— Не смею возражать, однако я отнесся бы к загадочному джентльмену с большим участием, если бы знал, кто он такой. Будьте любезны, откройте мне это наконец.
Моя собеседница отвела взгляд, но затем, сделав над собой усилие, посмотрела мне прямо в глаза:
— Хорошо, только скажите сначала, о чем вы говорили с моей дочерью по дороге в церковь?
— Это она вам сообщила, будто я ей что-то говорил?
— К чему мне это? — с нажимом произнесла миссис Марден.
— Ах да, помню; ваша интуиция. Но на сей раз, к сожалению, она вас подвела: я ничего не говорил вашей дочери — по крайней мере ничего, что хоть как-то относилось бы к делу.
— Вы в самом деле уверены?
— Клянусь честью, мадам.
— То есть хотите сказать, вы в нее не влюблены?
— Это совсем другое дело! — рассмеялся я.
— Вы любите ее, любите! Иначе вы его не увидели бы.
— Так кто же он, черт побери? — вскричал я, раздражаясь.
Но мисс Марден не прекращала свои расспросы:
— Может быть, вы собирались ей что-то сказать? Едва-едва не сказали?
На этот раз она угадала: ее пресловутая интуиция не могла быть подвергнута сомнению. |