Надя закинула руки за голову и прикрыла глаза. Иван Антонович, путаясь в воланах и комкая платье, спустил с нее тонкие белые трусы. Растерзанное платье, налившиеся груди, вид голого живота, волосы на вожделенном междуножье, – все это вызвало в нем радостное предвкушение скорой победы. Боясь опоздать, как случилось с ним перед болезнью, он начал толкаться между ее ног, в спешке не чувствуя и не сознавая, куда ему надо. Попасть в нее никак не получалось, несмотря на обманчиво податливый мягкий живот и, насколько это ей позволяли не полностью снятые трусы, раздвинутые ноги. Не умея помочь себе руками, он делал попытку за попыткой, все короче, нетерпеливей и требовательней. С каждой новой неудачей внутри него нарастала паника. Предчувствуя скорый конец, он замер, услышав тревожно бьющееся в унисон Надино сердце, и через мгновение в отчаянье вскочил с нее, натягивая трусы и растирая выплеснувшуюся жидкость. Зачем-то он кинулся к веранде, потом вернулся к Наде, которая стала его укорять.

– Что ты наделал, – повторяла она, как автомат. – Что ты наделал!

– Я тебе никак не мешала. Я бы тебе помогла, если умела. В чем я виновата?

Сидевшая на кровати в расстёгнутом и помятом платье, она казалась опозоренной девочкой, которой надо было обязательно помочь. Иван Антонович подсел к ней, попытавшись обнять и успокоить, но натолкнулся на невидимый барьер.

– Ты не понимаешь, что со мной сделал. Я тебя ненавижу. Я пойду теперь и отдамся первому встречному мужчине.

Надя говорила холодно. Иван Антонович не верил, что она может так с ним поступить. Он попросил ее успокоиться, остаться у него и обещал все поправить. Говоря, он сам не верил своим словам, находясь в странном состоянии отрешенности, – как будто неудача произошли не с ним, а с другим человеком, за которым он наблюдал.

Впрочем, ему показалось, что Надя к нему прислушалась. Она перестала повторять свои заклинания и начала одеваться.

Потом она ушла. Иван Антонович трусливо подумал, что так для них будет лучше, и что утро вечера мудреней.

Не дождавшись соседей, загулявших на празднике, он заснул и всю ночь проплавал среди скользких ленивых медуз.

Утром он встал одним из первых и, быстро умывшись, принялся дежурить у дверей Надиной комнаты, тревожась от предстоящих ему объяснений.

Нади все не было, хотя раньше она всегда выходила первой. Устав ждать, он подошел к заспанной Ларисе, выходившей всегда последней.

– Разве она не с тобой? – вопросом на вопрос ответила ему удивившаяся девушка.

Ничего не понимая, Иван Антонович пошел кружить знакомыми дорожками и около столовой встретил Надю.

– А, это ты, – она никак не отреагировала на его радость.

– Где ты была? – спросил Иван Антонович. – Я всюду тебя искал. Скоро твой автобус.

– Я иду собираться. Только знаешь что, – она остановилась и посмотрела на него, как чужая. – Ты не ходи за мной, пожалуйста. Меня проводят. Ты в этом сам виноват.

Иван Антонович не понял и пошел за ней.

– Наверное, ты не отстанешь, если не рассказать, – сказала Надя. – В общем, вчера ты меня завел, и в результате я спала с другим мужчиной.

– Если бы Гоша не искал Ларису и не зашел к нам, может, ничего бы и не было, – продолжала она. – Но он зашел, и я пошла с ним. Для таких случаев они с другом используют веранду. Она закрыта с улицы диким виноградником. И на ней – надувной матрас с одеялом. Все продумано и удобно.

Они подошли к своему домику, и Надя еще раз попросила ее не провожать:

– Сейчас Гоша подойдет помогать нести чемодан.