Репортеры профессионально притерлись к «Орланам» почти вплотную.

– Снимают нас, да? – спросил Пейпер.

– Еще бы! – в два коротких слова самолюбивый Ниткин умудрился вложить столько гордости, будто снимали исключительно его. В Колонном Зале Дворца Собраний – как минимум.

– А что они будут делать, когда мы выйдем на плато криовулканов?

– Мне плевать, честно говоря.

– А мне любопытно, – вклинился Тихон. – Товарищ капитан–лейтенант, как они съемку вести собираются? Там даже просто лететь рядом опасно. А уж ракурсы выгодные искать…

– Не следишь ты, Тихон, за событиями в мире, – с командирским снисхождением в голосе заметил Саржев. – А между тем, после войны наш флот сдал в аренду с правом выкупа несколько тысяч единиц специального оборудования. В числе прочего, Комитет Информации приобрел разведзонды «Пеленгас». По военным меркам они уже устаревшие, но оптика на них – отличная. Этими беспилотниками нас и сопроводят. Если репортерам ума достанет зондов не жалеть и запустить побольше, я думаю, со съемкой всё у них склеится.

Незадолго до перехода на эллиптическую орбиту планетолеты погранохраны отогнали телевизионщиков и праздных летунов в сторону.

Истребители изменили траекторию.

Скользнули по орбите Эфиальта.

Снова подработали маневровыми.

В свободном падении просели до высоты сто десять…

Высота семьдесят…

Уполовинили скорость.

Сорок…

Эфиальт перестал быть ярко блестящим шариком. Больше не был Эфиальт и перевернутой крутобокой миской с абстрактными узорами: голубое черт знает что на белом фоне.

На них надвигалась серо–синяя твердь. Иссеченная моренами, битая метеорами, закопченная вулканами – в пределах видимости не ледяными, а самыми настоящими, с огнем и серой. Всё это страшное, чуждое, внечеловеческое, забытое Богом на второй день Творения, вырастало из пустоты неохватной стеной и загораживало «Орланам» полмира.

Сохраняя текущую скорость, флуггеры должны были разбиться вдребезги в ближайшие три минуты.

Страшное – страшно, пугающее – пугает.

Хуже всего стало, когда передние маневровые дюзы снова дали тормозной импульс. Минус четыре «же».

Падение серо–синей стены на голову бедного Тихона рывком замедлилось. Но очередной каприз вестибулярного аппарата внушил лживое: флуггер пришпилен булавкой к центру Вселенной и по беспомощной четырехкрылой козявке вот–вот прогуляется ледяное пресс–папье Эфиальта.

Еще один тормозной импульс, длинный.

Минус шесть «же».

Полубочка.

Нос вверх. Маршевая тяга. Короткий подскок.

Коррекция по крену.

Коррекция по тангажу.

Малая тяга на всю посадочную группу.

И только после этого виртуозного арпеджио, сыгранного автопилотом на многочисленных дюзах, «Орлан» перешел из отвесного падения в горизонтальный полет, продолжая при этом держать свое место в строю. Справа впереди – Саржев, еще правее – Ниткин. Слева сзади – Пейпер.

Картина мира от перехода в горизонталь изменилась разительно.

Из падающей стены Эфиальт превратился в более–менее приемлемую местность под крылом. Трехмерная карта на навигационном экране проросла сопками, искривилась древними расщелинами, развернулась скатертями промерзших до дна озер.

Тихон включил поиск внешнего целеуказания. Навестившая его мысль была проста до наивности: если телевидение действительно использует для съемок флотские разведзонды, их видеосигнал должен уверенно декодироваться «Орланом».

И действительно, парсер почти мгновенно обнаружил восемь новых источников информации и зарегистрировал их под временными псевдонимами.