Вот че…

Я был добычей женской особи по имени Ресту–Влайя. Росту в ней было за два метра, силищи – как у призовой конкурной кобылы.

Она принадлежала к доминантной расе тойлангов, которая, как считалось, полторы тысячи лет назад возглавила борьбу других рас с захватчиками из космоса. Этих полумифических захватчиков тойланги называли «гиши» – дословно «жаднейшие».

По ее мнению, я говорил на языке тойлангов «как гиши». То есть, думалось мне, неважно.

Ресту–Влайя была очень молода. По тойлангским нормам, возраст позволял ей служить в регулярной армии только «бегуном» (по–нашему – рядовым). Она могла поступить на правительственную службу, отбыть некоторое время в «бегунах», затем занять должность командира «пятерки», затем – «пяти пятерок», и после этого получить звание Боренья Слова Передающего. То есть лейтенанта.

Любопытно, что просто просидев дома в течение двух лет и соответственно повзрослев, Ресту–Влайя по первому своему требованию получила бы то же самое офицерское звание автоматически, ни дня не пробыв в армии – хоть действующей, хоть бездействующей. Для потомственных аристократов подобная практика была в порядке вещей: биологический возраст заменял реальную выслугу.

Мы считали, что именно такие квазиофицеры превращали отлично оснащенную технически армию тойлангов в достаточно посредственный инструмент галактического владычества. Пока война велась на узком фронте и можно было ограничиться использованием профессиональных частей, тойланги дрались как львы. Но в тотальном противостоянии озверевшему Сверхчеловечеству они должны были рано или поздно сломаться – что и случилось, в конце концов, в сражении за систему Кетрарий.

Голос расы не позволял моей Ресту–Влайе идти в «бегуны». Но и ждать два долгих эрруакских года она не желала.

Ресту–Влайя спешно нуждалась в офицерском патенте, ведь без него карьера каллиграфа была тойлангу заказана. Таковы традиции этого древнего и мудрого народа.

Чтобы законно и публично заниматься любым искусством – не только каллиграфией – тойланг должен получить Испытат. А Испытат, как ясно из названия, выдают только после ряда испытаний, среди которых получение младшего офицерского звания представляется не самым трудным. Неполный список испытаний таков: четыре месяца полного одиночества на необитаемом острове; подтвержденные официально контакты с четырьмя сексуальными партнерами; многоступенчатые экзамены по истории искусства (скажем, поэт должен был помнить наизусть сорок тысяч четыреста сорок строк из классиков) и еще несколько, которые можно для простоты назвать комплексом спортивных упражнений.

Если же тойланг без Испытата имеет наглость составить крохотное стихотворение или нарисовать пейзажик размером с ладонь, он подлежит смерти. Ни много, ни мало.

Ресту–Влайя была одержима стихосложением. С детства в ее немаленькой дельфинячьей голове слова самопроизвольно сплетались в венки, складывались в ажурные арки, громоздились друг на друга массивными пирамидами метафизических поэм.

Была ли она и впрямь неоформленным гением или страдала психической болезнью в социально приемлемой форме? Мне, человеку, ответить на этот вопрос невозможно.

Стихосложение у тойлангов делится на две равноправные ветви: традиционное, подобное земному, и фигурно–графическое. В последнем гармония линий и ритм смены орнаментальных форм наделяются различными смыслами, которые подчиняются правилам особого метаязыка, не имеющего аналогий в человеческой культуре.

Для меня лично стихосложение этой ветви сродни умершему земному искусству каллиграфии, поскольку их фигурные поэмы, если на что–то и похожи, так это на наши химические формулы аминокислот, перерисованные придворным китайским писцом времен Конфуция.