Но два слова — и все станет понятно. Я искал вас. Я Югон. — И, приблизив лицо к Ленуару, он зашептал…
Так вот каков он, этот Югон, крупнейший фабрикант, самый сильный и опасный конкурент Ленуара! Но почему он пришел к нему с этим «дружеским» предложением?
Югон говорил так убедительно, приводил такие веские доводы, что Ленуару наконец ничего не осталось, как прийти в восхищение от продуманности всего плана: в результате некоей махинации немецкий конкурент Отто будет уничтожен в самом начале своей деятельности. Его машины никогда не смогут конкурировать с машинами новой фирмы — «Югон — Ленуар». Это в худшем случае. В лучшем же компаньоны смогут воспользоваться идеей Отто, и тогда…
Югон многозначительно поднял палец и стал похож на проповедника.
Ленуар засмеялся.
— Но с чего вы взяли, что этот конкурент так опасен? — спросил он.
— Его машина…
— Ну что ж, я ее видел: пустяки, — важно перебил Ленуар.
Югон снял очки и маленькими глазками, едва просвечивающими сквозь тяжелые веки, насмешливо уставился на Ленуара. Потом, положив на рукав Жану свою узкую, похожую на клешню омара, руку, с расстановкой произнес:
— Вы самоубийца! На смену вашим вертушкам идет настоящая машина. Отто только подует на вас, и ваша слава рассеется, как облачко…
— Н-ну, нет! — запротестовал было Ленуар. — Я кое-что понимаю в этом деле.
— Сядьте! — тихо, но властно приказал Югон. — Мы не дети. Давайте говорить серьезно. Нельзя же воображать, что техника вечно будет ютиться в ладонях таких, в сущности, малограмотных людей, как мы с вами. Неужели же вы не видите, что наука идет вперед гигантскими шагами? Неужели проглядели, что сегодня Германия уже делает попытку обогнать нас на некоторых тропах теоретической мысли? И перегонит! Это говорю вам я, Югон, француз! Дело вовсе не в том, что немцы настойчивее нас, и даже не в том, что они хотят стать образованнее нас. Беда в том, что наша жизнь не предъявляет нам тех требований, какие она предъявляет немцам. Новая Германия молода, у нее особые, новые запросы. Это заставляет немцев и думать по-новому.
— Я не политик, сударь…
— Черт побери! Но всякий фабрикант должен быть купцом, а купец такой же политик, как министр, — не меньше! Впрочем, — Югон скрипуче засмеялся, точно провел ножом по тарелке, — впрочем… я не собираюсь делать из вас министра. Предоставьте действовать мне. Я пришел к вам только потому, что наши интересы сходятся. Уничтожив Отто и создав единую фирму, мы сможем захватить рынок. Мне не нужны ваши капиталы — у меня их больше, чем у вас. И не делайте таинственного лица — я это отлично знаю…
— Чего же вы от меня хотите?
— Объединения сил и доверия.
Доверия? Доверия к этому страшному червяку, пытающемуся уверить его, Ленуара, в том, что его машины — это отжившие вертушки, что какой-то Отто грозит ему гибелью? Нет, здесь что-то не так. Над этим нужно подумать.
Жан выговорил себе день отсрочки. За этот день, вдали от синих очков Югона, он пришел к выводу, что конкурент задумал против него какую-то темную комбинацию, а покупка патента Отто — это просто предлог. Он хочет парализовать Жана. Но нет, дудки! Не пойдет Ленуар на эту удочку. Моторы Ленуара еще покажут себя. Он не верит в мнимое превосходство немецких идей. Разговоры об опасности, грозящей со стороны Отто, — не больше как интриги Югона.
И Жан не явился на назначенное Югоном свидание. Все вопросы борьбы с конкурентами были им для себя решены.
На открытие выставки фабрикант Ленуар пришел уверенный в себе и своем успехе. |