— Нет? — повторил следователь, как бы удивлённый чем-то. — А разве Олимпиада Даниловна вам ничего не сообщала?

— Нет, — я её давно уже не видал…

Следователь откачнулся на спинку кресла и опять смешно вытянул губы.

— А как давно?

— Н-не знаю… Дён… восемь, девять, пожалуй…

— Ага! Так-с… А что, скажите, часто вы у неё встречали старика Полуэктова?

— Это убитого-то?.. — спросил Илья, взглянув в глаза следователя.

— Вот, вот! Его…

— Не встречал никогда…

— Никогда?! Мм…

— Никогда…

Следователь кидал вопросы быстро, небрежно, а когда Илья, отвечавший не торопясь, особенно замедлял ответ, чиновник нетерпеливо стучал пальцами по столу.

— Вам было известно, что Олимпиада Даниловна жила на содержании Полуэктова? — неожиданно спросил он, глядя через очки в глаза Илье.

Лунёв покраснел под этим взглядом, — ему стало обидно.

— Нет, — глухо ответил он.

— Да-с, она жила у него на содержании, — повторил следователь раздражающим голосом. — По-моему, это — нехорошо! — добавил он, видя, что Илья не собирается ответить ему.

— Чего уж хорошего! — негромко сказал Илья.

— Не правда ли?

Но Илья снова не ответил.

— А вы давно знакомы с ней?

— Больше года…

— Значит, познакомились до её знакомства с Полуэктовым?

«Умная ты собака!» — подумал Илья и спокойно ответил:

— Как я могу это знать, ежели того, что она… с покойником жила, не знал?

Следователь сложил губы трубочкой, посвистал и начал просматривать какую-то бумагу. А Лунёв вновь уставился на картину, чувствуя, что интерес к ней помогает ему быть спокойным. Откуда-то донёсся весёлый, звонкий смех ребёнка. Потом женский голос, радостный и ласковый, протяжно запел:

— Вас, кажется, очень занимает эта гравюра? — раздался голос следователя.

— Куда это Христос идёт? — тихо спросил Илья.

Следователь посмотрел в лицо ему скучными, разочарованными глазами и, помолчав, сказал:

— А видите — сошёл на землю и смотрит, как люди исполнили его благие заветы. Идёт полем битвы, вокруг видит убитых людей, развалины домов, пожар, грабежи…

— А с неба-то он этого разве не видит? — спросил Илья.

— Мм… Это написано для вящей наглядности… для того, чтобы показать несоответствие между жизнью и учением Христа.

Снова посыпались какие-то маленькие, незначительные вопросы, надоедавшие Лунёву, как осенние мухи. Он уставал от них, чувствуя, что они притупляют его внимание, что его осторожность усыпляется пустой, однообразной трескотней, и злился на следователя, понимая, что тот нарочно утомляет его.

— Вы не можете сказать, — небрежно, быстро спрашивал следователь, где вы были в четверг между двумя и тремя часами?

— В трактире чай пил, — сказал Илья.

— А! В каком? Где?

— В «Плевне»…

— Почему вы с такой точностью говорите, что именно в это время вы были в трактире?

Лицо у следователя дрогнуло, он навалился грудью на стол, и его вспыхнувшие глаза как бы вцепились в глаза Лунёва.