Ни слова не ответил он ей, только улыбнулся. Когда же они проезжали мимо золотых дел мастера, он приказал извозчику остановиться и помог Мари из саней.
— Да куда ж это, друг мой? — спросила она. Молча взял он ее под руку и ввел в магазин.
— Нам нужны кольца, — обратился он к содержателю магазина, — не угодно ли вам снять мерку.
— А вам какие? — спросил тот. — Обручальные?
— Обручальные.
— 94-й пробы?
— 94-й.
Маша безмолвствовала; но, посмотрев на нее с боку, Ластов заметил, как все лицо ее залило румянцем; в то же время рука, опиравшаяся на него, затрепетала, прижалась к его руке крепче.
— Милый мой, бесценный! — шептала счастливица, когда они снова мчались в направлении к дому. — Да обдумал ли ты толком, что делаешь?
— Обдумал, невесточка, — отвечал он, с глубокой нежностью глядя на нее, — дело самое простое: сначала у меня была жёночка, теперь она сделалась невесточкой, а там станет жёночкой в квадрате, то есть во столько же раз еще дороже, чем просто жёночка.
— Но я, право, и не мечтала о таком блаженстве… Ты слишком высоко ставишь меня.
— Об этом уже не заботься! Вопрос теперь только в том: как удобнее устроиться? Тебе, разумеется, было бы приятнее иметь собственное хозяйство?
— О, да! Но…
— Прошу, без всяких но. Итак, завтра же мы отправляемся отыскивать новое место жительства. На первый случай, однако, придется удовольствоваться маленькой квартиркой, комнаты в три.
— И чудесно! Зачем же нам больше? Тем, значит, будет уютней.
Анна Никитишна встретила своих жильцов с несколько озабоченным лицом, которое, однако, тотчас же прояснилось.
— Ну, слава Богу, все кончилось, видно, благополучно! Оба веселы, расцвели, что твои вешние цветочки.
— Да как же нам и не веселиться, — сказал Ластов, беря Мари за руку и подводя ее с официальною вежливостью к хозяйке: — Честь имею рекомендовать — нареченная моя. Прошу любить и жаловать.
— Как вы сказали? На старости лет я, знаете, несколько туга на ухо, да насморк проклятый…
— Нет, вы не ослышались, мы помолвлены.
— Может ли быть? Да с коих пор?
— Очень недавно: с четверть часа назад. Сейчас кольца заказали.
— Ну, дай Бог, дай Бог! Желала-то я вам, Лев Ильич, по правде сказать, завсегда нашу же русскую, православную, да богатеющую — из купецкого звания что ли, кровь с молоком, ну, да вон Марья Степановна, голубушка моя, знала околдовать меня: не могу осерчать за ваш выбор.
— Добрая Анна Никитишна! — проговорила растроганная Мари. — Мне самой жалко расстаться с вами.
— Что вы говорите? Вы хотите покинуть меня? Да чем, когда, скажите, не угодила я вам?
— Напротив, Анна Никитишна, — отвечал Ластов, — мы очень довольны вами и никогда не забудем ваших попечений. Но сами знаете: хозяин в дому, что Адам в раю; желательно обзавестись раз и собственным домком.
Слезы навернулись на глазах старушки.
— Понятное дело-с… Всякому приятно быть своим господином. Но я так любила вас, скажу по чистой совести, как деток родных любила! А теперича, перед самой смертью, оставайся одна, как перст, сиротой горемычной! Нет, Лев Ильич, вы недобрый, это вы подговариваете Марью Степановну. Марья Степановна, матушка, замолвите вы-то хоть доброе слово?
— До свадьбы мы, я думаю, и без того останемся.
— Что мне до свадьбы! Я, чай, на той неделе и повенчаетесь? Нет уж, оставаться, так оставайтесь по меньшей мере до увеличения семейства. |