Светало. За пальмовой рощей хижины деревни Таэ приветствовали рождение дня столбиками неподвижного дыма. По Океану пробегала легкая дрожь, подгоняя к берегу длинные белые полукружия. Мужчина и женщина, держась за руки, шли по розовому песку. Кон пел.

XL. Тягчайшее оскорбление

В тот день он решил подкрепиться у мамаши Нуне, которая держала харчевню в Таороа и всякий раз, когда он заходил, кормила его свининой.

— Кон, да ты фью! Это правда, что ты скоро нас покидаешь? Садись. Свинина поднимает настроение.

Кон сидел мрачный. Он, в общем, готов был снова стать Марком Матье, профессором Коллеж де Франс в двадцать семь лет, гениальным физиком и автором пресловутого «прорыва», подарившим Франции термоядерную бомбу. Он Человек, у него, как, впрочем, и у всех, ипостасей может быть сколько угодно, и раз уж цивилизация требует… Что ж, он вернется в Париж и изобретет еще какую-нибудь мерзость. Да она уже почти готова. Осталось только додумать кое-какие детали.

Он повеселел.

— Ну, как свинина, Кон?

— Вкуснейшая!

Он вдруг с отвращением оттолкнул тарелку.

— Что с тобой?

— Что со мной, что со мной… Просто есть больше не хочется.

В сущности, Бог запретил евреям есть свинину, чтобы они случайно не превратились в людоедов.

Кон улегся под деревьями. Свет был такой яркий, что пальмы казались китайскими тенями, а неподвижные пироги с рыбаками висели где-то посреди сверкания, в котором небо и Океан сливались в единое целое, и это не было ни водой, ни воздухом, а каким-то лучезарным небытием.

Прикрыв лицо фуражкой, Кон собрался вздремнуть, убаюканный дружественным бормотанием воды у его ног, как вдруг услышал шаги. Он покосился через плечо на заросли кустарника, и шаги стихли. Если танэ и вахинэ уже начали прятаться, стесняясь заниматься любовью, значит, точно всему конец! Он зевнул, закрыл глаза, и в ту же секунду на него обрушился град ударов. Он завопил, стал отбиваться, дал кому-то ногой в живот, получил удар в челюсть, потом в голове что-то вспыхнуло, и он потерял сознание.

Придя в себя, Кон сообразил, что находится в участке. Бросив взгляд сквозь решетку, он мгновенно узнал двор, выходивший на улицу Маршала Фоша, а напротив вывеску «Кит-Кэт», куда устремлялись все моряки на поиски вахинэ своей мечты. Впервые жандармы обошлись с ним так круто, и Кон устроил себе суд совести, быстро проанализировав свое поведение в последние дни. Однако упрекнуть ему себя было не в чем.

Так он промаялся час или два, пока не услышал «эй! эй!», доносившееся со двора. Он бросился к окну, готовый выразить свое отношение к происходящему. Но это оказалась Меева. Она стояла во дворе вместе с тремя другими вахинэ, пришедшими поддержать ее в беде.

— Зачем ты делаешь такие вещи, Кон?

— Какие вещи? Что я сделал? В любом случае это неправда!

— Говорят, ты избил жандарма Поццо при исполнении служебных обязанностей.

— О черт! — воскликнул Кон.

Он совершенно об этом забыл.

Случилось все накануне. Кон устал и потому был настроен мирно. Он ездил на рыбалку, которая заключалась у него в том, что он просто сидел в пироге, нисколько не тревожа рыб. Он возвращался домой с пустыми руками, в ушах еще шумел прибой, а в голове не осталось ни одной мысли, что и есть истинная цель всякой медитации.

Там, где тропа выходила на дорогу, Кон наткнулся на Христа. Тот сидел у обочины, положив крест на землю, и ел колбасу, запивая дешевым красным вином. Кон не узнал его и удивился — лицо было ему незнакомо. Значит, новенький. Последний, кто работал Христом, был Беллен, француз с мыса Венюс, приехавший на Таити в качестве «дружелюбного инструктора» «Клуб Медитерране» и уволенный оттуда за то, что пренебрегал коллегами-француженками, занимаясь исключительно таитянками.