Она же ему не запрещала.
Я подумала.
– Он это привел вам в оправдание?
Тут миссис Гроуз снова упала духом.
– Нет, Майлс никогда мне об этом не говорил.
– Никогда не упоминал о ней в связи с Квинтом?
Она поняла, куда я клоню, и заметно покраснела.
– Нет, никогда. Он увиливал, он увиливал, – повторила она.
Боже, как я наступала на нее!
– И вы догадывались, что ему известны отношения между этими двумя тварями?
– Не знаю… не знаю! – простонала бедная женщина.
– Знаете, моя славная, – возразила я, – но только у вас нет моей отчаянной смелости, и вы скрываете из робости, скромности и деликатности, скрываете даже то впечатление, которое в прошлом причинило вам больше всего горя, когда вам приходилось выпутываться без моей помощи. Но я еще разузнаю это у вас! Было же в мальчике нечто такое, что навело вас на мысль, будто он скрывает и утаивает их связь.
– Ох, он не мог помешать…
– Чтобы вы узнали правду? Но, боже мой, – я напрягла все свои умственные способности, – это доказывает, до какой степени им удалось перевоспитать его!
– Ax, сейчас‑то ничего плохого нет! – печально заступилась за Майлса миссис Гроуз.
– Не удивительно, что у вас был такой странный вид, когда я рассказала вам о письме из школы! – настаивала я.
– Вряд ли более странный, чем у вас, – отпарировала она просто и сильно. – А если мальчик раньше был до того уж плох, так почему же теперь он такой ангел?
– Да, в самом деле, почему? И если он в школе был таким дьяволом! Почему, почему? Ну вот что, – сказала я, терзаясь этой мукой, – вы должны рассказать мне все еще раз, но вам я смогу ответить лишь через несколько дней. Только расскажите все еще раз! – крикнула я таким голосом, что моя подруга широко открыла глаза. – Есть такие пути, куда я сейчас еще не смею ступать.
А пока что я вернулась к тому, о чем она только что упоминала – к счастливой способности мальчика иной раз увильнуть от ответа.
– Если Квинт, по вашим словам, был простой слуга, то, как я догадываюсь, Майлс, между прочим, мог сказать вам, что и вы тоже служанка?
И снова ее согласие было настолько очевидным, что я продолжала:
– И вы ему это простили?
– А вы не простили бы?
– Да, простила бы!
Мы в молчании обменялись очень странной улыбкой. Потом я продолжала:
– Во всяком случае, когда он был с этим человеком…
– То мисс Флора была с этой женщиной. Им всем так было удобнее!
Мне это тоже было удобно, даже слишком, как я чувствовала: я хочу сказать, что все это в точности совпадало с особенно мрачной перспективой, которую я в ту минуту запрещала себе рассматривать. Но мне настолько удалось совладать с собой и не выразить своего мнения, что здесь я не стану этого объяснять, а приведу только мои последние слова к миссис Гроуз:
– Что он солгал и надерзил вам, надо сознаться, не слишком привлекательно, ведь я надеялась услышать от вас о его природной доброте. И все же эти примеры нужны; ведь они больше чем когда‑либо напоминают мне, что я должна быть начеку.
В следующую минуту я так и вспыхнула, поняв по лицу моей подруги, что она уже простила мальчика без всяких оговорок, а ее рассказ давал мне возможность тоже простить его и проявить к нему нежность. Это стало мне ясно, когда она рассталась со мною у дверей классной.
– Ведь вы же не обвиняете его?…
– В том, что он скрывает от меня такие отношения? Ах, помните, что я уже никого не обвиняю, пока у меня нет иных доказательств. |