|
Ярослав в корне изменил ситуацию, когда при его поддержке Антоний Любечанин положил начало русскому монашеству. В основанном Антонием Киево-Печерском монастыре в начале XII века была создана «Повесть временных лет» — свод летописей до 1110 года, ставший основой почти всех последующих сводов. Составитель «Повести» (до последнего времени полагали, что это был монах Нестор, написавший Житие Феодосия Печерского) дополнил начальную летопись сведениями о разных народах из славянского перевода византийской Хроники Георгия Амартола, указав место славян и русских среди потомков Ноя и описав византийский поход русских князей Аскольда и Дира, невзирая на то, что они не были Рюриковичами. Славянский перевод дал ему основание изложить библейские события от Сотворения мира, а перевод Жития Василия Нового — сведения о походе на Царьград князя Игоря. В рассказе об одолевшем Византию Вещем Олеге монах-летописец припомнил даже предсказавшего его смерть языческого волхва. Летопись славила русских князей и воинов, совершавших лихие набеги на христианскую империю, скорбя о поражениях язычников и превознося правоту сражавшего «греков» Святослава не меньше, чем хитроумие его крещеной матери Ольги, поставившей на место заносчивого императора. Святослав, воитель за еще языческую Русь, с любовью описан как воплощение воинской славы: «Не посрамим земли Русские, но ляжем костьми, мертвые бо срама не имам!» — восклицает он, сражаясь хоть и в бесполезном для Руси походе, но исключительно с внешними врагами. Составитель «Повести» с гордостью привел заключенные в результате походов Олега и Игоря договоры Руси с Византией, жития построившей государство Ольги и успешно воевавшего с греками Владимира, только что канонизированных русским духовенством.
Взгляд на историю с позиции единого Русского государства породил резкое осуждение князей, вступавших в союз с иноземцами в раздиравших Русь усобицах. Уже «Повесть», доработанная в 1116 году игуменом Киевского Выдубицкого монастыря Сильвестром, с огромной убедительностью (фактами страшных разорений при усобицах и блистательных побед при единстве) мотивировала призыв к князьям жить между собой в мире и вместе защищать страну от врагов — так, как будто она не разделена на множество самостоятельных, даже враждебных княжеств. Осуждение княжеской идеи, что «это мое, и это тоже мое», утверждение единства Руси во враждебном мире странно звучали в условиях реального разделения страны, в феодальной Европе, когда русские князья часто ощущали себя «братьями» между собой не более, чем с половецкими ханами, польскими герцогами и венгерскими королями. Призыв лучше погибнуть, как святые Борис и Глеб, чем сразиться за власть с соперниками, выглядел совсем утопично. Тем не менее летописцы, при усилении раздробленности занимавшие всё более частные политические позиции в описании современных событий, упорно хранили общее ядро русской истории, переписывая в начале своих текстов «Повесть временных лет» и продолжавшие ее своды. «Зачем губим Русскую землю?» — звучал вопрос в Лаврентьевской летописи (рукопись 1377 года), включившей после «Повести» Владимиро-Суздальское летописание XII–XIII веков, и в Ипатьевской летописи (список XV века), где «Повесть» продолжили летописи Киевская (XII век) и Галицко-Волынская (XIII век). Замечательной особенностью последней, столетия продолжавшейся лихими галицкими воинами и гражданами, было огромное внимание к людям, их характерам и драмам. Здесь мы видим любовь, которая может заставить князя бросить престол, здесь помещен рассказ о половецком певце, воскликнувшем, получив с родины траву «евшан»: «Да луче есть на своей земле костью лечи, и нели на чюже славну быти!» Реальную жизнь людей на Руси раскрывали и другие летописи и вошедшие в историю литературные памятники. Крупнейшим летописным центром был Великий Новгород, прославленный Новгородскими I–V, Софийскими I и II, Карамзинской и другими летописями, включающими огромные своды. |
