Эвальда заинтересовало взаимное поведение братьев.

«— И что он, как видно, не зазнался перед родней? — спросил я.

— …Отца и мать, пока были живы, очень почитал, помогал им и мною, как видишь, не брезгует.

— Ты бываешь у него?.. Как же он тебя принимает?

— Очень хорошо, сударь. Известно, уж я ему теперь не товарищ. Я мужик, а он человек полированный, меж нами равности уже нет, а все же, как придешь к нему, так обласкает, попотчует и завсегда, на прощанье, что ни на есть подарит…

— Хорошо он живет? Богато?

— Очень богато. У него казенная квартира под Смольным. Никак комнат десять будет.

— Где же он тебя принимает: в комнатах?

— Нет, сударь, туда я сам не иду. Где же нам, мужикам сиволапым, в барские хоромы залезать! Там и ковры, и зеркала, и всякая мебель, того и гляди, что-нибудь попортишь или запачкаешь… А я, как прихожу, так на кухню, либо в людскую, где у него денщики живут. Там он меня и принимает: денщиков вышлет вон и велит подать, что есть в печи, сам присядет со мной и беседует».

История Эвальда показывает, как, с точки зрения людей того времени, должны были вести себя люди в подобной ситуации. Брат-полковник не стеснялся крестьянской родни. Брат-извозчик не пытался подчеркнуть, будто они ровня. Оба проявляли смирение.

Но обратим внимание: полковник один, он не женат. Ему трудно найти невесту по себе. Даже обедневшая дворянка за него пока не пойдет. С получением генеральского чина картина изменится: где-нибудь в провинции он сможет взять чиновничью дочку. Эдакую Анну Андреевну, лет на двадцать моложе, которая при любом случае станет поддевать необразованного мужа и говорить ему: «Это тебе в диковинку, потому что ты простой человек, никогда не видел порядочных людей… Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совершенно переменить… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь».

Жена из «порядочных людей» открывала выслужившемуся мужу двери в «свет», пусть и не столичный. Сам Городничий боится моститься слишком высоко и в сцене про «голубую» и «красную» кавалерии на каждом шагу спрашивает совета жены.

«Городничий… Так вот, Анна Андреевна, а? Как же мы теперь, где будем жить? Здесь или в Питере?

Анна Андреевна. Натурально, в Петербурге. Как можно здесь оставаться!

Городничий. Ну в Питере, так в Питере; а оно хорошо бы и здесь. Что, ведь, я думаю, уже городничество тогда к черту, а, Анна Андреевна?

Анна Андреевна. Натурально, что за городничество!

Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить… Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?»

Это «а?» очень красноречиво. Сквозник-Дмухановский постоянно оглядывается на жену не потому, что подкаблучник, а потому, что она — все-таки птица из другого мира, хотя и соединена с ним узами брака. Городничиха обладает знаниями, которых у супруга нет. И быть не может. Именно поэтому ей удается ставить его иногда в тупик. Гоголь подчеркивал в «Замечаниях для господ актеров», что Анна Андреевна «берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей».

Похожую семейную ситуацию описал приснопамятный Вигель. Проезжая через Феодосию, он навестил «своего предместника» градоначальника А. В. Богдановского. Его жена Настасья Александровна, «дочь главноначальствующего над Московским воспитательным домом… рассказывала, как в Керчи умирала с тоски; и неудивительно: она без французского языка ступить не могла, а на нем не с кем ей было там разговаривать; она любила играть на фортепьяно, а там некому было ее слушать… Совсем противное являл муж ее.