Однако, как ни странно, через два года их освободили.

Прожив какое-то время в Архангельске, изгнанники перебрались в лесную пустыню на берег реки Лодьма, что близ Волкозера (Пинежский район Архангельской области), в 40 километрах от ближайшего населенного пункта.

Трудно себе представить, что в середине 20-х годов XX века, когда Русский Север сотрясал красный апокалипсис и Поморье подвергалось новой властью тотальному разорению, а местное население уничтожению, соловецкие подвижники остались верны аскетическим традициям Северной Фиваиды.

Здесь, в Архангельской глуши, архимандрит Соловецкий Вениамин и иеромонах Никифор построили деревянную келью, где, соблюдая традиции преподобных Савватия, Зосимы и Германа, установили аскетическое житие, полностью удалившись от мира и лишь два раза в год принимая бывшего послушника Соловецкого монастыря Степана Антонова.

Когда читаешь сейчас весьма краткое жизнеописание преподобномучеников Вениамина и Никифора, возникает ощущение, что время остановилось и описанные в житийных источниках рубежа XV—XVI веков иноческие подвиги преподобных Соловецких начало-положников свершаются в 20-х годах XX века, а стало быть, слова Святых Евангелистов Луки, Матфея и Марка: «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы» наполняются особым смыслом и звучанием.

Отшельники Вениамин и Никифор проводили дни в молитве и трудах, питаясь исключительно трудом рук своих: работали на огороде, собирали грибы и ягоды, ловили рыбу в Волкозере.

Однако бегство от мира, по мысли теоретиков аскетической жизни, лишь усиливает ярость начало злобного демона, мечтающего погубить отшельника. В этой связи вспоминаются слова преподобного Иоанна Кассиана о том, что «пустыню искать должно совершенным, очищенным от всякого порока, и по совершенном очищении от пороков в обществе братий уходить в нее не по малодушию, а для Божественного созерцания, с желанием высшего ведения, которое может быть приобретено только в уединении и только совершенными. Ибо какие пороки не уврачеванные мы перенесем в пустыню, они будут скрыты в нас, но не истреблены... Отшельник дотоле кажется себе терпеливым и смиренным, пока не сталкивается в сношении ни с каким человеком. А когда встретится какой-нибудь случай к раздражению, то он тотчас возвращается к прежней страсти, ибо тотчас обнаруживаются пороки, которые скрывались, и как необузданные и от продолжительного покоя утучневшие кони с рвением вырываются из своих затворов и с большим стремлением и неистовством влекут своего всадника к погибели...».

Великим постом 1928 года в пустыне Вениамина и Никифора неожиданно появились два человека, назвались бездомными и попросились на ночлег. Откуда они узнали о соловецких монахах, давно прервавших общение с миром, особенно с тем «миром», который бушевал на Севере начиная с 1919 года, неизвестно. По долгу христианского странноприимства отшельники пустили незнакомцев, которые, впрочем, вскоре исчезли так же внезапно, как и появились.

Мы можем лишь предполагать, какие внутренние переживания и страхи испытали аскеты, почувствовав, что незваные гости пришли неспроста и действуют по дьявольскому наущению.

Предчувствия, увы, не обманули Вениамина и Никифора.

Накануне Пасхи незнакомцы вернулись вновь и убили старцев, после чего сожгли их келью, а также трупы преподобномучеников.

Лишь в июне 1928 года трагедия была раскрыта, убийцы были найдены (ими оказались комсомолец Иванов и рецидивист Ярыгин) и арестованы. На допросе они признались, что убили монахов в поисках сокровищ Соловецкого монастыря, которые Вениамин и Никифор якобы хранили в своей пустыни.

Ничего, кроме двух обгоревших келейных икон и убогой деревенской посуды, на пепелище найдено не было.

Рассказывая сейчас эту трагическую историю, вновь и вновь приходишь к убеждению, что время не просто остановилось на Соловках, его здесь как будто и нет.