|
И сказал себе: “Что мне делать? Какой найти выход? Ведь я за свои грехи предал себя тому же осуждению, что и прародитель в раю. Но сам Владыка Христос нам этот пример показал и заповеди оставил: будучи богат, ради нас обнищал, чтобы мы его нищетою обогатились. Эти повеления и заповеди Его подобает хранить что есть сил, ибо Он сказал пречистыми своими устами: ‘Тот, кто хочет за Мной идти, пусть возьмет крест свой и следует за Мной’. Лучше мне оставить место это, чем принимать честь и похвалы и покой от таких же, как я, людей — и напрасен труд мой будет; да не случится, что, изнурив тело, лишен буду награды!” Ибо как не может укрыться город, стоящий на вершине горы, но всем виден бывает, так и добродетельных мужей богоугодное житие не сможет утаиться; взывают они к Господу втайне, а Бог их делает явными, ибо сказал: “Славящих Меня прославлю!” Скорбел душою блаженный Савватий, видя себя почитаемым игуменом и всей братией, и помышлял о подвиге безмолвия».
Однако слова преподобного Нила Синайского, аскета и отшельника IV века: «Терпи скорби, потому что в них, как розы в тернах, зарождаются и созревают добродетели», вне всякого сомнения известные Савватию, наполняли его сердце верой в то, что все происходящее с ним на Валааме есть проявление промысла Божьего, и всякое смятение, роптание не будут оставлены без вразумления. Можно предположить, что таким назидательным примером преподобному Савватию стало неожиданно возложенное на него послушание — духовное водительство молодого инока Геннадия, прибывшего на остров из Москвы. О новоначальном Геннадии было известно, что он происходил из боярского рода Гонзовых, был «муж сановитый, умный, добродетельный и сведущий в Священном Писании». Видимо, последнее обстоятельство и стало определяющим в том, что в духовники Геннадию назначили именно Савватия, известного любителя книжного богомыслия. Годы спустя в сане архимандрита Геннадий возглавит Московский Чудов монастырь, а в 1485 году будет возведен на архиепископскую кафедру Новгорода Великого. С именем Геннадия Новгородского будет связана бескомпромиссная борьба с так называемой «ересью жидовствующих». И, наконец, именно Геннадий благословит написание Жития своего учителя преподобного Савватия Соловецкого. Ежедневное памятование о смерти, без которого любой, самый возвышенный аскетический подвиг может привести к гордости, самомнению и тщеславию, становится для Савватия обязательным правилом. Старец все более и более приходит к пониманию того, что священнобезмолвие и умная молитва представляют собой постоянную работу над человеческой природой, способной приноравливаться к самым немыслимым внешним условиям бытования, а следовательно, быть подверженной впадению в крайности — от проявлений добра до погружения в глубины кромешного зла. Преподобный Антоний Великий (251—356), основатель отшельничества, писал: «Рассматривая превратность жизни человеческой и неизвестность ее конца, мы устранимся таким рассматриванием от греха. Когда встаем от сна, то вполне сомнительно — достигнем ли вечера. Опять, когда желаем успокоить тело сном, столько же ненадежно — увидим ли свет наступающего дня. Размышляя о неверности наших жизни и естества во всех отношениях, мы достигаем познания, что Божий Промысл управляет нами. Тогда перестаем согрешать и увлекаться положениями пустыми и тленными, тогда не прогневляемся ни на кого, не стремимся к собранию земных сокровищ, попираем все тленное страхом могущего ежедневно последовать отшествия отсюда и непрестанным размышлением о разлучении души с телом». Таким образом, согласно учению святых Отцов Церкви ничто в человеческой природе не хорошо и не дурно само по себе, но все может быть употреблено как во благо, так и во зло, все может находиться и в благом, открытом для благодати, и в пагубном, открытом ко греху, состоянии. Постоянная же «работа сердца», явленная в молитвенных и прочих аскетических упражнениях, направлена на то, чтобы все элементы человеческой природы и все способности человека перевести от пагубного сиюминутного к благому, вечному устроению. |
