И тогда вспомнились слова из Жития преподобного Зосимы, основателя Соловецкой обители:

«И многие стали приходить к нему из разных мест, желая жить вместе с ним и слышать из его уст слово спасения, — стремились, “как олень на источники вод”... Блаженный же не только учил их словом, но и в делах во всем был примером для паствы, точно исполняя сказанное в Евангелии: “Блажен, кто сотворит и научит, — тот большим наречется в Царствии Небесном”.

И из окрестных мест приходили к нему многие иноки, хотевшие следовать его добродетельной жизни и духовному деланию. Он же, как чадолюбивый отец, с радостью всех принимал, и с безмерной кротостью и смирением духовно поучал, и давал телесный покой: всем равную еду и питье, одежду и обувь. И умножалось число братии — и все имели достаток, и было всего в изобилии, и жили по установленному порядку весьма благополучно».

Глава вторая

Pro memoria

«Косяков», «Шебалин» и «Клара Цеткин». — Путешествие на остров в 90-х. — В монастыре. — Зима на острове. — Петя Леонов. — «Соло». — Коктебель. — Филипповская церковь. — Оптина пустынь. — Аэродром. — Муксалма. — Слово о пострижении схимников. — «Соловецкие мечтания» Юрия Казакова. — Никита Минов и его Крест. — На Анзере

На «Косякове» к острову подошли ближе к вечеру, хотя если стоят белые ночи, то совершенно непонятно, какое это может быть время суток.

Ветер почти отсутствовал, и потому могло показаться, что ковш гавани Благополучия был до краев заполнен горящим на предзакатном солнце лампадным маслом, благоухал водорослями, звучал криками чаек, а также монотонным низкочастотным воем корабельного двигателя, что стелился над самой водой. Как туман.

Потом завыла сирена, и начали швартоваться.

Со всего хода «Косяков» ударился в деревянный пирс, чудом сохранившийся еще с монастырских времен и переживший лагерь особого назначения. Тут уже стояли несколько водометных катеров, моторных лодок, да, как выяснилось впоследствии, известный от Онеги до Архангельска, густо выкрашенный масляной комкастой, как манная каша, краской «Шебалин». Даже не покачивался на прибойной волне, а стоял, как вкопанный в дно.

Отражение Спасо-Преображенского монастыря в воде задрожало, башни и колокольня, забранная почерневшими от времени деревянными лесами, тут же повалились набок, а точнее сказать, рассыпались в закипевших от маневра «Косякова» бурунах. Камнем ушли на дно.

Рассказывали, что когда лет десять назад землечерпалками чистили акваторию гавани, то наткнулись на затопленную здесь в конце 30-х годов баржу «Клара Цеткин». На которой из Кеми на остров перевозили заключенных.

Баржу тогда, конечно, вытащили, и вот сейчас ее проржавевшие, напоминающие скелет гигантской дохлой рыбы шпангоуты наполовину торчали из воды у самого берега.

То исчезал, словно отползал на глубину во время прилива, то выбирался на сушу во время отлива скелет, покрытый наростами и перепутанный проволокой. Казалось, что он жил своей, никому не ведомой загробной жизнью морского чудовища, страшного и беззубого. А вернее сказать, одного из многих чудовищ Придонного царя, у которого росла борода из ламинарий и который, согласно поверьям древних саамов, обитал на самом дне Дышащего моря и сетями излавливал души утонувших рыбаков-мореходов.

Сельдь здесь, на острове, ловят сетями-мережами и складывают на дне моторки, потом высыпают ведро соли и перемешивают штыковой лопатой или веслом. Конечно, у таких лодок всегда толпится народ.

Вот и теперь, когда «Косяков» пришвартовался, уперся в прикрученные к пирсу лысые автомобильные покрышки и замер, встречающие на причале уже запаслись соловецкой селедкой, которая издавала терпкий, дурманящий запах.