-- Не поеду я ни в какой ночной ресторан.

-- Ну, ладно, -- прежде чем согласиться, в моей голове на две-три секунды возник такой вот образ. Я, конечно, не Зигмунд Фрейд и поэтому не смог найти ему объяснение. Я лишь интуитивно понял: этот образ -- из разряда откровений.

Ничего не поделаешь. Мы принялись за пиво, -- это, всё-таки, лучше, чем жевать лук. Жена не особенно любит пиво -- из шести банок я взял себе четыре, оставив ей две. Пока я пил, она тщательно, совсем как белка в ноябре, обыскивала кухонные полки. На дне одного из пакетов нашлись четыре песочных печенья, -- остатки от торта-мороженого. Печенье отсырело, потеряло форму, но мы разделили его пополам и съели, тщательно пережёвывая.

Однако и пиво, и печенье лишь стремительно пронеслись, подобно невзрачному пейзажу за окном самолёта, не оставив и следа в наших бездонно пустых желудках, похожих по форме на Синайский полуостров.

Мы читали надписи на пивных банках, то и дело поглядывая на часы, косились на дверцы холодильника, листали страницы вечерней газеты, собирали со стола краем открытки крошки печенья, однако время казалось мрачным и тупым, как свинцовое грузило в рыбьем брюхе.

-- Я впервые в жизни так проголодалась, -- заметила жена. -Интересно, это как-нибудь связано с замужеством?

-- Не знаю, может, связано, а может, и нет.

Пока жена шарила по холодильнику в поисках новых фрагментов еды, я высунулся из лодки и посмотрел вниз, на вершину подводного вулкана. Прозрачность окружавшей лодку морской воды ввергала меня в состояние жуткой неопределённости -- такое состояние, будто где-то глубоко под ложечкой открылась широкая пещера. Без входа и выхода -- чистой воды пещера. Это странное чувство пустоты в теле -- ощущение реально существующего отсутствия -- показалось мне похожим на оцепенение от страха, когда взбираешься на высокий шпиль. Такое вот сходство голода и боязни высоты стало для меня новым открытием.

Именно в тот момент я подумал, что когда-то такое со мной уже происходило. Тогда я тоже был голоден и... Что же это было?

-- Налёт на булочную!.. -- воскликнул я.

-- Какой налёт?

Вот так начались мои воспоминания об этой истории.

-- Да, когда-то давно случилось напасть на булочную, -- пояснил я жене, -- небольшую и совсем неизвестную, не то, чтобы очень хорошую, но и плохой тоже не назовёшь. Так, простая булочная обычного городка. Она находилась в центре торговой улицы, хозяин сам по утрам пёк хлеб, и когда всё распродавалось, закрывал магазин, -- такая она была маленькая.

-- Почему ты выбрал именно эту булочную? -- спросила жена.

-- Просто грабить большой магазин не было необходимости. Нам хотелось только хлеба, чтобы утолить голод, -- мы не собирались воровать деньги. Ведь мы были налётчиками, а не ворами.

-- Мы? Кто это -- "мы"?

-- Был у меня в ту пору один дружок. Сколько уже -- лет десять прошло?! Тоже из бедной семьи. Нам не то, что на зубной порошок -- на еду, и то не всегда хватало! Вот и приходилось ради еды совершать с ним на пару разные плохие поступки. Булочная -- из их числа.

-- Толком не пойму, -- сказала она, пристально глядя мне в лицо. Её глаза будто искали потускневшую звезду на светлеющем утреннем небосклоне. -- Зачем вы этим занимались? Почему не работали? Могли подрабатывать, -- на хлеб уж точно бы хватило! Это в любом случае проще, чем грабить булочные.

-- Да не хотели мы работать, и всё тут.

-- Но сейчас ведь ты работаешь!

Я кивнул головой, отхлебнул пива и потёр ладонями глаза. Которая уже там по счёту банка начала клонить ко сну. Сон, словно жидкая грязь, нырнул в моё сознание и рассорился с голодом.

-- Меняются времена, -- меняется воздух, меняются и мысли человека.