– А если все же это не было самоубийство, господин Главный комиссар?

Он ударил кулаком по столу.

– Я считаю, что у вас нет оснований утверждать подобные вещи.

Я вынужден был рассказать ему о встрече с Элен Ардекур. Это ничуть не изменило его мнение.

– Конечно,– сказал он,– когда в машине подвозят молодую привлекательную женщину, у которой какие-то неприятности, ее, естественно, утешают и расстаются с ней… с чувством сожаления о невозможности еще раз встретиться. Позже вдруг узнают о ее смерти… Известие заставляет сильно переживать, ведь совсем недавно она была живой и нравилась вам… Так вот все это романтические выдумки, мой дорогой!

– Я придерживаюсь другого мнения, господин Главный комиссар.

– Меня не интересует ваше мнение, господин комиссар! Здесь только мое мнение имеет значение,– повысил он голос.

Я понимал, что отношения между мной и начальником начинали портиться, но упрямство – мое основное качество и огромный недостаток.

– Мне трудно, господин Главный комиссар, подчиниться вам: я уверен, что произошло убийство, но убийцу никто не разыскивал.

– Почему вы решили, что это убийство?

– Потому что я никогда не видел, чтобы самоубийцы одевали шляпу перед смертью.

Он возразил:

– Если бы вы знали, на какие выходки способны те, кто решился умереть…

– Но только не человек возраста и положения господина Ардекура.

Тон господина Ретонваля стал ледяным:

– Боюсь, господин комиссар, что наши отношения в будущем могут приобрести сложный характер.

– Я тоже этого опасаюсь, господин Главный комиссар, и сожалею об этом.

– В таком случае, господин комиссар, я предлагаю попросить господина Дивизионного комиссара рассудить наш спор и принять необходимое решение.

– Слушаюсь.

Дивизионный не сразу понял, что же произошло.

Главный в нескольких словах сообщил начальнику о причинах нашей размолвки. Дивизионный слушал, по привычке полузакрыв глаза. Когда его подчиненный окончил рассказ, он некоторое время разглядывал меня, прежде чем спросить:

– Вы производите впечатление уравновешенного парня, Лавердин. У вас превосходный служебный аттестат. Так что же случилось?

– О, почти ничего, господин Дивизионный комиссар, если не считать того, что мы невольно прикрываем убийство, замаскированное под самоубийство.

Ретонваль пожал плечами, а Агрийи с легкой иронией уточнил:

– Но никто же не говорит, что убийства не было: ведь этот Ардекур сначала убил свою жену, а потом уже застрелился сам.

– Господин Дивизионный комиссар, я думаю, что господин Ардекур никого не убивал. Он и его жена стали жертвами убийцы.

– И вы сможете мне объяснить, на чем основывается ваша уверенность?

Спокойно, стараясь не упустить ни одной детали, я рассказал Дивизионному о своем вечере в квартале Крэ-де-Рош: о Леони, о вдове Бельвез, о Жане Понсе. Мне хотелось, чтобы он, наконец, понял, что мои предположения строятся на прочной основе. Когда я окончил, он секунду раздумывал, а затем сказал Главному:

– Согласитесь, Ретонваль, что все это не так просто.

Тот не хотел признать себя побежденным:

– Когда человек решился во всем видеть таинственное, то самые ясные и простые вещи начинают казаться сложными.