| 
                                    
 – Сразу должен признаться вам, Лавердин: я далек от того, чтобы полностью разделить ваше мнение. Я скорей, склонен к мысли, что несколько необычная атмосфера вашей первой ночи в старом квартале… груз воспоминаний, как бы точнее сказать?., повлиял на ваши нервы, и вы, возможно, помимо воли, преувеличили некоторые детали. Но тем не менее… тем не менее вы меня… заинтересовали… 
Господин Ретонваль, вставая, пожал плечами: 
– Прошу извинить, господин Дивизионный комиссар, но меня ждет работа. 
– Пожалуйста, Ретонваль, пожалуйста. 
Когда Главный вышел, Дивизионный весело подмигнул мне. 
– Не придавайте этому инциденту особого значения, Лавердин. Главный – отличный полицейский, но ему недолго до пенсии. Поэтому иногда он противится прогрессу, продвижению молодых, наконец, новой ориентации полиции, в которой психология, безусловно, играет такую роль, которой не было в его время. Поэтому вам следует проявить благоразумие, понимание и простить ему недостатки, которые ничего не стоят по сравнению с заслугами. А теперь вернемся к происшествию. Согласитесь, мне трудно будет открыть дело без достаточно веских улик. Поэтому я предлагаю: возвращайтесь в Сент-Этьен, отдыхайте дальше, но если, случайно, появится что-то новое,– возвращайтесь поскорей и доложите мне. Согласны? 
– Согласен, господин Дивизионный комиссар. 
В коридоре я встретил Главного. 
– Зайдите на минутку в мой кабинет, Лавердин. 
Я пошел за ним. 
– Признаю, Лавердин, у меня нелегкий характер. Но все же я не способен на тупую злопамятность по отношению к подчиненным. Я убежден, что ваша версия ошибочна. Но похоже, Дивизионный в этом сомневается, не так ли? 
Я доложил ему о решении господина Агрийи. Он заметил: 
– Не следует ему противиться. Кстати, я тоже должен признать, что ваши доводы сейчас показались мне менее… менее надуманными, чем раньше. Можете рассчитывать на меня, Лавердин. Я не стану вам мешать. Но предупреждаю, что остаюсь в оппозиции. Если же вам удастся переубедить меня, я первым признаю свою ошибку. 
– Я в этом уверен, господин Главный комиссар, и заранее благодарю вас. 
  
  
  
Вернувшись в Сент-Этьен, я зашел к комиссару 1-го округа. Он принял меня довольно радушно. Я изложил ему свои сомнения по поводу гибели Ардекуров, рассказав о беседах с Понсе, вдовой Бельвез, Леони Шатиняк, и об их суждениях по этому делу. Внимательно выслушав меня, комиссар воскликнул: 
– Это действительно очень интересно! Значит вы считаете, что совершено убийство?… 
– Да, но, конечно же, моя уверенность не может являться истиной в последней инстанции. 
– Что вы намерены предпринять? 
– Пока мне необходимо просто походить по Сент-Этьену, зайти к свидетелям. К счастью, журналисты меня еще не знают, и я смогу это сделать, не привлекая к себе внимания. В течение одного-двух дней я опрошу нужных мне людей и постараюсь найти либо причины, толкнувшие господина Ардекура на убийство, либо доказательства его полной невиновности. Во втором случае нам придется уже вместе решать, почему и как умерли он и его жена. 
– Дорогой мой, давайте договоримся так: я вас не знаю и никогда не видел, мой рапорт о самоубийстве составлен, и дело считается закрытым. Если обнаружится что-то новое, я рассчитываю, что вы мне сообщите. 
В этот момент зазвонил телефон. Мой собеседник поднял трубку, послушал и сказал: 
– Введите их через две минуты. 
Положив трубку, Претен улыбнулся: 
– Видите, дорогой мой, похоже, не вы один считаете, что Ардекуры стали жертвами убийства. 
– А что произошло, господин Главный? 
– Приехала мадмуазель Ардекур.                                                                      |