Увидев меня, Мишель расплакалась.

– Шарль!… Когда же закончится этот кошмар? Кому понадобилось убивать бедного месье Понсе? Ведь он никому не сделал ничего плохого…

Стараясь подавить свои чувства, я спокойно ответил:

– Мадмуазель, я уверен, что вашего служащего убили потому, что он хотел сделать что-то не очень честное…

Не знаю, что ее больше удивило: мой официальный тон или сообщение о месье Понсе.

– А почему вы больше не называете меня по имени?

– Просто мне не хочется доставлять неприятности месье Вальеру, с которым у вас, кажется, снова все в порядке…

Она насмешливо посмотрела на меня.

– Так вот в чем дело?… Надеюсь, ваше жесткое суждение о месье Понсе не вызвано перемирием с Пьером?

– Нет. Просто я уверен, что Понсе знал убийцу и не захотел назвать мне его имя. Очевидно, преступление было совершено из предосторожности…

– Пройдемте в приемную, Шарль.

Когда мы вошли, Мишель сказала:

– Поймите, Шарль… Я не могу себя заставить бросить Пьера. Он любит меня уже очень давно… Вы ведь заметили, какой он бесхарактерный. Что с ним будет, если я его сейчас оставлю.

– Мне кажется, что вы забываете еще об одном немаловажном аргументе – вы его любите.

– Возможно, да. Кроме того, после смерти несчастного Понсе я чувствую себя такой одинокой, что мне просто необходимо на кого-то опереться.

– Вы думаете, Пьер Вальер станет вам надежной опорой?

– Будьте снисходительны и дайте мне возможность заставить себя в это поверить.

Стараясь изменить тему, она сказала:

– После смерти Понсе мне кажется, я готова согласиться с официальной версией о том, что мой отец убил мачеху и покончил с собой. Понимаете, если раньше мне было только стыдно, то сейчас – просто страшно. Раз убили Понсе, почему им не попытаться убить и меня?

– Они не станут этого делать по многим причинам. Во-первых, вы отсутствовали в вечер преступления, во-вторых, вам не известно, кто знал о двадцати миллионах, лежащих в сейфе вашего отца, и, наконец, в-третьих, потому, что вы, похоже, не знаете кто такая Изабель.

– Но если Изабель существовала, мало того, была близко знакома с родителями, то обязательно нашелся бы кто-то, кто бы ее знал!

– Может быть, все-таки вы ее знаете?

– Я клянусь…

– Есть еще одна версия: ваша мачеха называла Изабель человека, у которого в жизни было совсем другое имя…

Мишель посмотрела на часы, стоящие на камине.

– Извините, но скоро прийдет Пьер,– мы собирались поужинать в Монрон.

– Не стану вам больше надоедать… Единственное, о чем бы я хотел еще упомянуть, так это о моем разговоре с мадам Вальер.

– Что же это был за разговор?

– Это неприятно вспоминать… Скажем, она… рассказала о причинах перемены решения о вашем браке с ее сыном.

– Не утруждайте себя перечислением этих причин, я их сама хорошо знаю: просто мадам Вальер поняла, что я не осталась без приданого. Но ведь я выхожу замуж не за Жермен Вальер, а за ее сына.

– Вчера вечером на Пилате вы рассуждали по-другому.

– Кажется, я наговорила много глупостей… Наверное, я просто опьянела от свежего воздуха.

– Похоже на то, если судить по сегодняшнему дню. Могу я позволить себе дать вам один совет? Остерегайтесь свежего воздуха, мадмуазель, поскольку глупости, о которых вы так легко сейчас сказали, кто-то может воспринять всерьез и… и потом страдать от них.