Ряды зрителей уже заполнились до предела. Я понял, что вот-вот действо начнётся.

Выкрикнув ещё несколько угроз, словно бы утратил силы. Встал, в беспомощной позе обречённого, будто потеряв надежду выбраться. Если признаться, то почти в реальности испытывал это чувство, ведь я был побеждён и не имел возможности сопротивляться. Лишь упрямство не позволяло мне это открыто признать.

Продолжая исподтишка внимательно посматривать по сторонам.

Уже через минуту ряды воинов подняли острия своих копий вверх и удалились. Вокруг меня заискрились огоньки. Их становилось всё больше и больше и вот уже я окружён сферой слепящего огня серо-чёрного цвета.

Цилиндр исчез, но и без него я не мог сдвинуться ни на шаг. Оставалось только ждать. Я ждал, ждал, ждал. Горестное чувство усилилось во мне: я проиграл, моя миссия окончилась полным провалом. Меня ждал скорый конец.

По моему телу били разряды тока, силовые разряды, я едва подавлял рвущиеся наружу крики и стоны. А скоро уже не мог удержаться от них, даже закричал в полный голос.

И тут ощутил в голове чужое присутствие. Скопище силлархов объединило свои сверхъестественные способности и не только спеленали меня коконом адского огня, но и проникли в мою память, они хозяйничали в ней, как бандиты во вскрытом ими сейфе, извлекая нужную для себя информацию. Абсолютно всё, чего только желали. Противодействовать им я не мог.

То ли под их воздействием, то ли откуда-то из неведомых мне недр памяти в моё сознание влилась немалая порция новых воспоминаний…

Моя матрица, агент Космопола Алексей Лобин очень был озабочен: в какой степени я окажусь его точной копией? Буду ли я осознавать себя личностью? Ведь в этом случае я фактически стану человеком, новым индивидуумом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А осознав себя чужим клоном, могу испытать невероятно тяжкие муки, когда пойму, что при исполнении миссии в результате я стану жертвой – агнцем, отданным на заклание! Мои страдания удвоятся-утроятся, станут нечеловечески мучительными.

Это доставило Алексею Лобину огромные моральные муки, он вспомнил известные слова писателя-пророка Фёдора Достоевского о том, что ради всеобщего счастья нельзя проливать даже слезы ребёнка. В порыве подобных чувств намеревался отказаться от участия в проекте, но потом вспомнил обо всех тех, кто пострадал от силлархов, посомневался-потерзался, и согласился со словами, адресованными им самому себе: «Надо, Алёша, надо. Если не ты, то кто? Совесть тебя заест, ежели ты откажешься. Как ты будешь жить после этого?..»

Я посочувствовал Алексею Лобину, чью совесть это очень сильно заставило страдать, но тут же осознал, что оказался именно в таком положении – оказался на предназначенной мне Голгофе в качестве жертвы, ягнёнка на заклании…

Молнией сверкнула догадка: вот почему знание не было дано мне всё сразу целиком! Неведение оберегало меня от осознания миссии стать жертвой! Нужные сведения поступали в моё сознание дозированными порциями, необходимыми для некоторого успешного продвижения вперёд, но и только…

Теперь это скрывать уже не было смысла: я – жертва! И был таковым с самого начала…

Ощутил усилившееся присутствие в своём разуме чужого объединённого интеллекта. Ещё бы, они хотят знать мою миссию, ведь она не сулит им ничего хорошего. И я, и они понимали это предельно ясно.

Силлархи усиленно обшаривали все закоулки моего сознания и, несомненно, подсознания, быстро и бесцеремонно, не озабочиваясь тем, что причиняют мне сильнейшую боль.

Моё отчаяние радовало их, как и ощущение близкого конца. Но я чувствовал их сильное раздражение и усиливающийся страх, который грозил перерасти в панику от неизвестности грозящей им во мне опасности.

Они не могли понять моей миссии – как же я должен был покончить с ними, одолеть их?..

Искали, но нужных сведений не находили, ибо я сам не ведал этого.