Но затем как то к вечеру над долиной разразилась гроза и загнала их в пещеру. Они не могли развести костер: порывы ветра тут же наполнили бы их жилище удушливым дымом. Поэтому, закутавшись в просторные оленьи шкуры, – Райннон освоил индейский способ выделки этих шкур, – они сидели в глубокой тьме и курили, пока им не надоело.
– Внизу наверняка зажгли лампы, – мечтательно заметил шериф.
– Мне надо забыть, что делают внизу, – ответил Эннен.
– Нет, – возразил шериф, – ты не прав.
Он обдумывал это несколько дней. В его голосе звучала уверенность.
– Меня там ждут с распростертыми объятиями, – съязвил Райннон. – Они будут рады меня видеть.
Он рассмеялся, а шериф, прислушиваясь к его голосу, удивился. Голос юноши звучит с хрипотцой, только в зрелом возрасте голосовые связки развиваются полностью, и человек начинает говорить со звучной уверенностью. Но голос Райннона – густой, мягкий, говоривший о среднем возрасте, звучал именно так.
– Ты видел свои объявления «Разыскивается», которые развесили повсюду?
– На них я похож скорее на медведя, чем на человека.
– Их рисовал Филипсон, художник. Он видел тебя, когда ты грабил «Оверленд».
– Художник? – презрительно фыркнул Райннон. – Он на меня сработал.
– Тебя и без того достаточно хорошо знают, – сказал шериф.
– Конечно знают, – согласился Райннон. – И нет нужды развешивать мои фотографии.
– Тебя знают по гриве волос, которая падает тебе на плечи, и по бороде. Слышал, как некоторые тебя зовут?
– Слышал. Черная борода.
– Но допустим, старик, что ты пострижешь волосы и пройдешься бритвой по лицу?
В этот момент в склон горы с нечеловеческой яростью ударил ветер. В нем прозвучал крик лесов, неистовство рек, и гора задрожала под его гневным порывом. Несколько минут никто бы не смог перекричать его, поэтому у Эннена появилось время обдумать ответ.
– Ну… – наконец пожал он плечами.
Шериф, довольный, что его идея не встретила возражения, тут же продолжил:
– Видишь, в чем дело. Если бы я убрал шрам на щеке, то легко бы изменил свою внешность. Почему? Все очень просто. Допустим, кто то захотел бы меня описать. Он сказал бы что нибудь в таком духе: «Крупный мужчина со шрамом на лице. Как будто его оцарапал медведь». Вот так меня всегда описывают. А теперь предположим, что я сумел избавиться от шрама. Тогда, стоит мне изменить голос и одежду, меня никто не узнает!
– Понимаю, что ты хочешь сказать, – задумчиво произнес его собеседник. – Не знаю…
– Или допустим, что ты увидел бы гору Лорел без леса на вершине.
– Это верно, – согласился бандит.
– А потом ты бы мог смыться из этих мест…
– Нет, не мог бы.
– В других местах воздух так же чист, вода так же свежа, а олени такие же упитанные.
– Я – часть горы Лорел, а она – часть меня. Я должен быть здесь или видеть ее. Иначе не получится!
Шериф не пытался его переубедить. Хотя ему не очень это нравилось, он, похоже, наткнулся на стену, которую просто так не преодолеть.
– Ладно, – помолчав, приступил он снова, – позволь кое что тебе объяснить. Люди видят то, что хотят видеть.
– Это точно.
– Кто ты?
– Я Райннон. Я убийца. О, мне известно, что обо мне говорят!
– Почему? Ты представляешься им таким: на несущейся лошади или на скачущем муле с черной бородой и волосами, которые ветер развевает по твоим плечам. Таким тебя видели в течение семи лет. Людям в долине кажется, что это продолжается семьдесят лет.
– Да, – кивнул Райннон. |