|
- Но на этот раз папа не станет возвращать Фрэнка, потому что теперь он уже не может заставить его остаться. Фрэнк ушел навсегда, Мэгги. Он не вернется. - И я больше никогда его не увижу? - Не знаю, - честно признался отец Ральф. - Я и рад бы тебе ответить: конечно, увидишь, но никто не может предсказать будущее, Мэгги, даже священник. - Он перевел дух. - Не говори маме, что они поссорились, Мэгги, слышишь? Это очень, очень ее расстроит, а она не совсем здорова. - Потому что у нас скоро будет еще ребеночек? - А что ты об этом знаешь? - Мама любит отращивать малюток, она много отрастила. И у нее такие милые малютки получаются, ваше преподобие, даже когда она нездорова. Я тоже одного отращу, вроде Хэла, тогда мне не так скучно будет без Фрэнка, правда? - Партеногенез <Однополое половое размножение>, - промолвил отец Ральф - Желаю удачи, Мэгги. Только вдруг ты не сумеешь отрастить ребеночка? - Ну, у меня есть Хэл, - сонно пробормотала Мэгги, сворачиваясь клубком. Потом спросила: - Ваше преподобие, а вы тоже уедете? Вы тоже? - Когда-нибудь уеду, Мэгги. Но, наверно, не скоро, так что не волнуйся. Чует мое сердце, что я надолго, очень надолго застрял в Джилли, - сказал священник, и в глазах его была горечь. Глава 6 Ничего не поделаешь, пришлось Мэгги вернуться домой. Фиа не могла справляться без нее, а Стюарт, оставшись один в Джиленбоунском монастыре, тотчас начал голодовку - и таким образом тоже вернулся в Дрохеду. Настал уже август и принес жестокие холода. Прошел ровно год с их приезда в Австралию, но эта зима оказалась много холоднее. Дождей нет, от морозного воздуха перехватывает дыхание. На вершинах Большого водораздела, встающего за триста миль к востоку, такой толстый слой снега, какого не видано многие годы, но с минувшего лета, после ливней, принесенных тогда муссонами, западнее Бэррен Джанкшен не выпало ни капли дождя. Опять надо ждать засухи, говорили в Джиленбоуне, пора ей быть, давно уж не было, видно, теперь не миновать. Мэгги увидела мать после долгой разлуки - и словно страшная тяжесть ее придавила; быть может, то уходило детство, всколыхнулось предчувствие - вот что значит быть женщиной... С виду Фиа как будто не переменилась, только живот большой; но что-то в ней ослабело, будто пружина в старых усталых часах, которые все замедляют и замедляют ход, пока не остановятся навсегда. Не стало прежней, так свойственной Фионе живости движений. Теперь она неуверенно переставляла ноги, словно позабыла, как это делается, в самой ее походке появилась растерянность; и она совсем не радовалась будущему ребенку, не было даже того тщательно сдерживаемого довольства, с каким она ждала Хэла. А этот маленький рыжик теперь ковылял по всему дому, поминутно лез куда не надо, но Фиа и не пыталась приучать его к порядку или хотя бы следить, чем он там занят. Она брела все по тому же вечному кругу - от плиты к кухонному столу, от стола к раковине - и уж ничего больше не замечала вокруг. И у Мэгги не оставалось выбора, она заполнила пустоту в жизни малыша и стала ему матерью. Это вовсе не было жертвой, ведь она нежно любила братишку, и он так беспомощно, так охотно принимал всю любовь, которую ей уже хотелось на кого-то излить. Он всегда звал ее, ее имя научился говорить прежде всех других, к ней просился на руки; и это так радовало, это было счастье. |
