Ласкает его, балует. Ладно уж, полежи, брат, полежи в лесах до весны.

ЧЕРНОЕЛЬНИК

Скрытые от глаз, в глубине леса прячутся черные елки.

Если случайный человек забредет в черноельник, он и не заметит, куда попал. Вроде бы все елки зеленые, а они-то – черны.

Точно так получается и с березами. Люди давно привыкли, что березы белы, и не замечают, что среди них много розовых.

Глубокой зимою, в оттепель, наткнулся я на черные елки. Ветки их были завалены снегом, и я не сразу понял, что они черны. И вдруг увидел, как зияет под снежными шапками странная чернота.

Стало как-то не по себе.

Я и раньше слыхал про черные елки, но думал, это так – болтовня.

Огляделся.

Черных елок было немного. Они стояли поодаль друг от друга и все-таки окружали меня кольцом. Тут стало совсем неприятно, что елки кольцом, а я – в середине.

«Окружают, – подумал я. – Сейчас двинутся, и мне – конец».

Но елки не двигались. И ничто не двигалось, не шевелилось в глубоком зимнем лесу.

Тронул я черную ветку, и тут же обрушилась на меня с макушки снежная лавина, завалила снегом, снег набился за воротник.

– Ладно, ладно, – сказал я. – Не буду я вас трогать, не буду.

В руке у меня остались три еловых иголочки. Они были черные как уголь, а пахло от них обычной зеленой смолой. Я спрятал их в спичечный коробок.

Присел на пенек, посидел, посмотрел.

Лес был завален снегом, но здесь, в черноельнике, было особенно глухо и темно. Совсем мало дневного света проникало в эту глухомань, а елки вбирали в себя свет, прятали под ветки, прижимали к стволам.

– Ну вот, – сказал я Орехьевне, вернувшись домой. – Видел черные елки. Три еловых иголочки принес.

– А Дедку-то видел?

– Какого Дедку?

– Ну как же. Там, в глубине леса, стоят кольцом черные елки, а посредине Черный Дедко сидит. Там прячутся самые черные силы, таятся под елочками. Как же ты Дедку-то не видел?

– И не знаю как.

– Да ты вспомни. На пенечке не Дедко ли сидел?

– На пенечке я сам сидел.

– Ну-ну, – сказала Орехьевна и внимательно оглядела меня, – ты вроде пока не дедко. Только глаз у тебя темноват. Смотри уж – не сглазь никого.

– Да что ты, что ты, – заволновался я. – Не буду.

– Тогда брось эти иголки в огонь.

Я достал черные еловые иголочки и бросил их в печку.

Они скрючились, вспыхнули и сгорели.

ВОРОНА

Вороны вообще-то очень умные птицы.

Идешь, к примеру, без ружья и всегда подойдешь к вороне близко, а уж если идешь с ружьем – до вороны никогда не дойдешь.

А тут у нас вдруг одна глупая ворона объявилась. С чем угодно к ней подойдешь – хоть с ружьем, хоть с пушкой.

Но вообще-то к ней особенно и подходить никто не собирался. Все люди заняты, у всех заботы – не до ворон.

И тогда эта глупая ворона сама надумала к людям подходить. Подойдет к трактору и смотрит, как тракторист гайки крутит. Или подлетит к магазину, сядет на крылечко и глядит: кто чего в сумке несет – кто хлеб, а кто постное масло.

И особенно ворона привязалась к одной нашей деревенской бабе – Кольки-механизатора жене. Куда она идет – туда и ворона летит. И уж если увидишь – глупая ворона крутится, значит, здесь где-то рядом и Кольки-механизатора жена.

Ребятишки, конечно, веселятся, да и взрослые дразнятся:

– Эй, привет! Воронья невеста!

– Да не воронья я невеста, а Кольки-механизатора жена!

Вот однажды пошла жена Колькина на колодец. Набрала воды, оглянулась, а ворона рядом на снегу сидит, глядит на нее вороньим глазом.