— Я не знал, что ты здесь.

— Я приехала вчера. Папа очень болен…

Надо было продолжать разговор, а он не знал, о чем говорить. Кора спросила:

— Ты давно здесь?

— Я тоже приехал вчера. У меня отпуск.

Помолчали.

— Знаешь, я давно хотела тебе сказать…

— Не надо! — И пожалел, что перебил: не следовало так резко.

Она сказала спокойно:

— Не надо, так не надо.

— Понимаешь, — проговорил Кристофер, — все равно ничего не изменишь.

Кора взглянула почти с жалостью, и он почувствовал то, что чувствует человек, сказавший пошлость. К ней подбежал мальчик:

— Миссис Кора, сказали, что вы можете идти домой.

— Могу или должна? — переспросила она.

Мальчик передернул загоревшими плечами, с которых слезала кожа, и задумался: он не запомнил тонкости, которые так любят взрослые. Кора протянула ему деньги и, не оглядываясь, ушла. Мальчик зажал в ладони заработанный доллар и, довольный, побежал вдоль пляжа.

Кристофер поднялся и пошел в воду. Он плыл, удаляясь от берега. Некоторое время отдыхал, лежа на спине, и снова плыл, пытаясь физической усталостью сбить душевное смятение. Он не сказал Коре ничего из того, что столько раз говорил ей мысленно: «Ты должна познать меру своего предательства». Но эти слова предназначались прежней Коре, которую он когда-то любил. А нынешняя… Кристофер был потрясен, увидев ее. Что с ней произошло?.. Ему вдруг пришло в голову, что десять лет он думал о женщине, которой не существовало. Десять лет! Он мог прожить их, не замуровывая себя в клетке с компьютером… Стив прав: если ничего нельзя изменить, то, по крайней мере, не надо быть дураком… Он должен был поинтересоваться, что с ее отцом. Старик хорошо к нему относился…

Захотелось есть. Под ложечкой засосало, будто он голодал неделю. Возвращался Кристофер той же дорогой — через сад. Никто не заметил, как он вошел в дом. Заглянул в кухню, чтобы узнать, можно ли обедать…

Лиз стояла у стола. Одной рукой она придерживала кастрюлю, а другой черпала из нее ложкой и пробовала что-то очень вкусное: она улыбалась. Обнаженные до локтя смуглые руки быстро и ловко поставили кастрюлю на плиту и сняли с полки тяжелый белый кувшин. Она повернулась, чтобы переставить кувшин на стол. Солнце на мгновение задержалось в ее волосах, и они засветились темным золотом, образуя над головой прозрачную дымку… Лицо служанки было почти счастливым…

Кристофер стоял в дверном проеме и смотрел. Лиз почувствовала его взгляд, оглянулась, на ее лице проступила настороженность. Он сказал, что хотел узнать, готов ли обед.

— Сейчас подам. — Она говорила по-деловому, строго.

Кристофер прошел в столовую. Мать ждала его. Спросила, теплая ли вода.

— Да, хорошая.

— Дэвид снова приходил. Сказал, что будет в ресторане у Стива. Если ты хочешь…

— Я потом пойду…

Мэри одобрительно кивнула.

Лиз внесла блюдо с рагу, щеки у нее пылали. Она поставила блюдо на стол и молча вышла из комнаты.

— Что это с ней? — удивилась Мэри. — Мы, когда были вдвоем, вместе обедали. Одной тоскливо. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Кристофер. — Позови ее, если тоскливо.

— Она не будет при тебе.

— Я такой страшный?

— Не страшный, сердитый. Не обижайся, Кристи. Ешь…

Его не надо было упрашивать. Он был чертовски голоден. Покончив с рагу, Кристофер поинтересовался:

— Кофе полагается?

Мэри позвала Лиз и попросила принести кофе.