Впрочем, они не помешали мне поспать полагающиеся мне восемь часов – ничто мне не может помешать
– и не повлияли на аппетит за завтраком; правда, читая «Таймс», я пропустил несколько разделов, которые обычно просматриваю, да и с Фрицем был
несколько рассеян. Зато, придя в кабинет, я забыл поменять воду в вазочке на столе Вулфа.
Когда подоспел обед, я все еще не принял окончательного решения. Конечно, в моем мозгу роились тысячи уловок, воспользовавшись любой из которых,
я бы проник к вдове; но что потом? После обеда я отправился прогуляться, придумав в оправдание несколько мелких дел. Вернулся я только в начале
пятого, когда Вулф был в оранжерее, и заполучил кабинет в свое распоряжение. Придвинув пишущую машинку, я вставил лист бумаги и отпечатал:
«Уважаемая миссис Оделл!
Я печатаю это письмо на бланке Ниро Вулфа, поскольку работаю на него и сейчас сижу в его кабинете. Однако дело у меня сугубо личное, и мистер
Вулф не знает о том, что я решил к Вам обратиться. А поступаю я так потому, что, будучи опытным профессиональным сыщиком, с мучительной болью
слежу за тем, насколько непрофессионально ведется расследование убийства Вашего мужа. Разумеется, мы с мистером Вулфом пристально следили за
всеми публикациями, но вчера днем он сказал мне, что, по его мнению, на самый важный факт внимания не обращают – или замалчивают его, – и я с
ним согласился. Если он обратится с подобным замечанием в полицию или в прокуратуру, действия это наверняка не возымеет, но сегодня утром мне
пришло в голову, что, исходи такое заявление от Вас, отнеслись бы к нему совсем иначе. Если захотите со мной связаться, то адрес и номер
телефона указаны выше».
Перечитав послание дважды, я внес пять мелких изменений и исправлений, перепечатал письмо в двух экземплярах, подписал его и адресовал конверт
миссис Оделл, проживающей на Восточной Шестьдесят третьей улице. Потом заскочил на кухню сказать Фрицу, что пойду прогуляться, а сам отправился
в почтовое отделение на Восьмой авеню.
Поскольку стоял июнь и была уже пятница, вряд ли письмо могло дойти раньше понедельника, так что на уик энд я мог вволю насладиться бейсболом на
стадионе «Шеа», однако в субботу утром, в несколько минут двенадцатого, когда Вулф начал диктовать бесконечное письмо коллекционеру орхидей из
Малайзии, зазвонил телефон, и я снял трубку.
– Контора Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает.
Деловитый женский голос произнес:
– Говорит секретарь миссис Питер Оделл. Она получила ваше письмо и хотела бы поговорить с Ниро Вулфом.
Я, конечно, предполагал, что такое может случиться в присутствии Вулфа, поэтому раздумывать не стал.
– Прошу прощения, – заявил я, – но мистера Вулфа нет, и он появится только в понедельник. Кроме того, я подчеркнул, что письмо носит сугубо
личный характер.
Она прикрыла микрофон, и я ничего не слышал. Пару минут спустя она снова заговорила:
– Мистер Гудвин?
– Да.
– Миссис Оделл хочет поговорить с вами. Вы можете приехать в три часа?
Я тут же прикинул, что в три часа будет идти примерно четвертый иннинг бейсбольного матча, но ведь меня никто не заставлял отправлять это
письмо.
– Хорошо, – сказал я. – В три я буду.
Повесив трубку, я развернулся и сказал Вулфу:
– Кое кто упомянул ваше имя всуе. До чего рассеянный пошел народ! Нужно приучить людей перечитывать письма по меньшей мере трижды. – Я взглянул
на блокнот. – Мы остановились на последних достижениях в гибридизации.
Вулф надиктовал еще на страницу. |