Только Жюль Тавернье не доказывал, что две женщины, стоявшие в противоположных углах длинной комнаты, должны остаться и дать свои показания. Тем не менее он тоже не мог отвести глаз от двух роскошных длинноволосых красоток. Лишь Дамьен, стоявший рядом со своим другом и личным адвокатом Гюставом Клоше, рассеянно смотрел в окно.

Фредерика понимала, что после увиденного и особенно услышанного накануне вечером ей следовало позвонить всем четверым партнерам домой, но поздний час и предстоявшая тяжелая и непривычная работа заставили ее отказаться от этой мысли. Когда она наконец легла спать, часы на тумбочке показывали восемь минут пятого. После трех часов сна она едва успела принять душ, одеться и прибыть на встречу в большой конференц-зал офиса фирмы. Слава Богу, что представители истца немного опаздывали.

— Глупо думать, что нам не потребуются их показания, — сказал Палотен, улыбаясь и кивая высокой длинноногой брюнетке с гривой кудрявых волос.

Не поднимая глаз, Фредерика ответила:

— Я утверждаю, что у меня есть все доказательства, которые навеки отучат мадемуазель Рене Шапюи заниматься вымогательством.

Легкая на помине, Рене вошла в комнату со своим адвокатом — сорокалетним джентльменом в хорошо сшитом костюме. За ними появились стенографистка и два незнакомых человека. У мужчины в дорогой итальянской тройке были прилизанные волосы и нахальная улыбка; второй — пожилой, в мешковатом пиджаке — держался неуверенно.

— Заряжайте пушки, советник, — пробормотал Жюль Тавернье, обращаясь к Фредерике. — Битва начинается.

— А на случай, если ваш залп окажется недостаточно сильным, мы вышлем вперед пехоту, — добавил Жорж Палотен.

Недовольная Фредерика подбоченилась, что-то проворчала себе под нос и пошла к длинному узкому столу, установленному в центре зала. Поздоровавшись с адвокатом мадемуазель Шапюи Гастоном Шарпантье, а затем с самой мадемуазель Шапюи, Фредерика попросила Элен вызвать их собственную стенографистку для регистрации происходящего. Когда все были представлены друг другу, Фредерика попросила свидетелей выйти из комнаты и перешла к делу.

— Наша встреча суть последняя попытка избежать суда, — сказала она. — Поскольку свидетели не проходят процедуру присяги, от них потребуется подписать письменные показания, зафиксированные стенографистами. Дебаты будут проходить в неофициальной обстановке. Однако я должна предупредить истицу и ее адвоката: мы обладаем ясным, четким и неопровержимым доказательством того, что она вымогала деньги у нашего клиента.

— Черта с два! — фыркнула Рене Шапюи. Она бросила злобный взгляд на Дамьена и добавила: — Короче, если он не хочет, чтобы его привлекли к суду по обвинению в оскорблении действием, то согласится как миленький.

— В оскорблении действием?! — взревел Дамьен.

Адвокат Шапюи урезонил свою клиентку, положив ладонь на ее запястье.

Гюстав Клоше наклонился и что-то прошептал Дамьену на ухо. Тот кивнул и послушался, но бросил на Фредерику взгляд, красноречиво говоривший о том, что она уже и так знала.

— А я должен предупредить вас, — сказал адвокат истицы, обращаясь к Фредерике, — что у нас есть неопровержимые доказательства нападения вашего клиента на мадемуазель Шапюи. Если не будет достигнуто соглашение, мы просто выиграем процесс, вот и все.

Фредерика вздохнула.

— Если вы настаиваете на продолжении этого фарса — что ж, дело ваше. С чего начнем?

— Сначала мы заслушаем месье Блонделя, — сказал Уорд.

Вызвали Блонделя, владельца так называемого клуба для джентльменов, и тот отбарабанил заранее заученную речь. Согласно показаниям этого лжеца, он год не платил Рене за танцы — с тех пор, как она «съехалась с Бержера».