Изменить размер шрифта - +
Но с другой стороны, стрельба вовсе не входила в мои планы, потому что это грозило не просто жизни Подопечного – моей жизни тоже….

В конце концов, я отвел мэра в сторонку и, четко выговаривая каждый слог, послал его по очень известному в нашей стране адресу, добавив, что если ему неизвестен маршрут в это место, то пусть обратится за справкой к Президенту. Разумеется, Юрий Михайлович, на глазах разбухая от возмущения и гнева, так и сделал, воспользовавшись каналом связи Опеки. Естественно, в ответ он услышал хорошо знакомый всем россиянам голос: «Юрий Михайлович, ты что, понимаешь, мать твою так, там мешаешь людям работать?»… Лужков пустился в объяснения, но был безапелляционно прерван Дедом: «Ты давай лучше занимайся своими делами, а Онипко и без тебя с террористами управится. Тем более, он в этом соображает лучше нас с тобой, и я доверяю ему, как самому себе». И, не дожидаясь аргументов своего собеседника, Президент положил трубку.

Разъяренный мэр вышел из фургончика связи, яростно плюнул на асфальт, швырнул с досадой кепку в руки кого то из своей свиты, сел в машину и умчался восвояси. Я победил. Правда, Лужков и не подозревал, что стал жертвой небольшого подлога с моей стороны. Разговаривал он вовсе не с Дедом, а с компьютерной программой, в которую были заведены тысячи официальных выступлений и частных бесед Президента.

Из кусочков этих речей можно было составить любое высказывание, причем выявить его неестественный характер было практически невозможно благодаря специальному компьютеру с речевой приставкой.

И еще мэр не догадывался, что мне крайне невыгодно, чтобы информация о захвате Подопечного в качестве заложника дошла до Президента. По крайней мере до тех пор, пока мы не закончим операцию по его освобождению.

Наконец, когда мне удалось окончательно утрясти все вопросы управления (которые осложнялись тем, что Сетов мог прослушивать все наши переговоры по особым каналам связи, а значит, следовало перейти на обычные милицейские рации), распределить своих людей по милицейским постам с целью контроля действий последних, организовать просмотр и прослушивание места стоянки «наутилуса», то только тогда я утер пот со лба и приказал вызвать Сетова на связь со мной.

Кирилл откликнулся мгновенно. Видимо, он только и делал, что ждал связи со мной.

Перед этим я наспех прикинул, как мне построить предстоящий разговор. Избрать тон ледяного презрения и отвращения? Или, наоборот, сделать вид, что ничего особенного не случилось, что мы еще можем остаться хорошими, понимающими друг друга партнерами (естественно, уже не коллегами!), если Кирилл передумает и сдастся нам без боя? Запугивать его или выказать готовность пойти на любые уступки ради спасения главного – жизни Подопечного?..

Но, как это частенько бывает, все мои заготовки оказались бесполезными, потому что, услышав голос Сетова в наушнике коммуникатора, я стал импровизировать на ходу.

Судя по голосу, а также по содержанию высказываний (не может же сумасшедший до бесконечности притворяться нормальным человеком, рано или поздно он все равно ляпнет что нибудь несуразное!), Сетов был в здравом рассудке, и это отчасти успокоило меня… Самое интересное, что лично я почему то абсолютно не помню, о чем мы с ним тогда говорили. Разумеется, всё это записывалось на аудио и видеопленку, и потом я мог сотни раз слушать вновь и вновь нашу беседу, но сразу после окончания этого трудного разговора я поймал себя на том, что он почти начисто улетучился из моей памяти – будто всё это происходило не наяву, а в каком то бредовом сне!..

Разумеется, я с самого начала сделал слабую попытку образумить этого, столь дорогого мне идиота, но Кирилл оборвал меня на полуслове и сообщил, что уже поздно, мосты сожжены и вообще разговаривать на эту тему означает терять время, а время дорого, потому что пальцы, которыми он удерживает спусковую скобу «лимонки», затекают с каждой секундой всё больше и скоро не будет гарантии, что он сможет ими владеть.

Быстрый переход