|
Ее личным архитектором и дизайнером оказался Дилан Бредштайн. Просто невероятно, что такой лакомый кусочек, как этот сорокапятилетний вдовец с внешностью легкомысленного киногероя, доходами крутого бизнесмена и манерами сентиментального старого аристократа, оказался как раз свободен. О да, он умел ухаживать, превратив за три месяца завзятую феминистку, самоуверенную деловую женщину в воркующую влюбленную. Конечно, она ловко подыгрывала ему, ахая над художественно составленными букетами полевых сорняков, восхищаясь сюрпризами дизайна виллы — говорящим попугаем в зимнем саду, встроенным в стену кабинета аквариумом, в котором шустрила стайка рыбешек, удивительно похожих на золотые монеты. Разумеется намекала на потенциальное чадолюбие, с горячностью обсуждала «серьезные проблемы». На самом деле нравственные аспекты выживания нации, а тем паче человечества, волновали Лоран меньше сломанного ногтя. Но именно об этом не стоило и заикаться Дилану — натуре утонченной, совестливой, словно несущей на своих плечах ответственность за несовершенства мира.
Бог мой, как невыносим пафос честного гражданина, которому до всего есть дело! Каким же занудой мог быть столь великолепный экземпляр самца! Когда два придурка в Денвере, наигравшись в «Домм» расстреляли учеников и учителей своей школы, а пресса разразилась нападками на калечащие подростков массмедиа, Дилан набросился на Лоран с идиотскими упреками. Он просто потерял самоконтроль — тряс её за плечи, словно пытался оторвать голову, начиненную вредоносными мыслями и требовал порвать с фирмой. — Пойми же, Лор! Двадцать три трупа — дети и учителя на твоей совести! Да, да! Твоей и твоей компании. Ублюдки помешались на насилии, они воспроизвели бойню точно по любимой игре. И ещё запустили в Интернет манифест: «мы будем убивать всех, кто хочет быть милыми, счастливыми, помогать бедным, бороться с насилием, с загрязнением среды, кто хочет есть здоровую пищу и не курить!» Боже, ведь в школе моей дочери может произойти нечто подобное!. — Дилан испепелял Лоран негодующим взглядом. В его озабоченных судьбами человечества серых глазах даже блеснули слезы! — Я хочу быть счастливым, строить удобные красивые дома, в которых должны жить радостные люди! Понимаешь — завтракать на кухне яблочным пирогом, отгонять осу с букета васильков… Это нормально! Обыватель может быть скучным, пошлым, милым, в конце концов, но он никому не перережет горло! Ты, ты женщина, будущая мать, ты — нежная и милосердная — помогаешь сатане плодить монстров! — Пусти, больно! С ума сошел! — Лоран вырвалась и с демонстративным спокойствием подобрала разлетевшиеся по ковру клипсы. — Ты заблуждаешься насчет своих хороших манер и все кошмарно трагедизируешь! Побаловался малый травкой — наркоман, переехал собаку — потенциальный убийца, балдеет у экрана с компьютерной игрой про маньяка — монстр! — Лоран изящно прикурила, затянулась. — Не всех, кто курит, поражает рак легких, не всякий игрок, проливший на экране галлоны крови, кинется с пистолетом на улицу, что бы реализовать виртуальные подвиги. Детишки выбирают игры погорячее, это инстинкт тех, кто хочет вырасти сильными. А если какие-то психи хватаются за стволы, возбужденные экранными приключенияи, это их личные проблемы. — Голубой дым, вырвавшись из алых уст, растаял в воздухе гостиной. — И это говоришь ты, Лоран! — Дилан горестно схватился за голову. — Я думал, ты совсем другая. Да ты… ты вообще не любишь людей! — О, да! Я не послушница монастыря, замаливающая грехи человечества. Оглянись вокруг, святоша! Где эти твои благостные граждане, нюхающие васильки? Где же возлюбленное человечество? Не все любимые сыны Господни, есть среди нас и детишки дьявола. Садисты, маньяки, террористы, убийцы, милые малютки, придушившие маму… Чаем с пирогом в маменькиной кухне ты их все равно не спасешь. |
