И тут этот бледнолицый – Сэнди уяснил, что больше не в состоянии считать, будто у него врожденная бледность, но не мог придумать никакого иного определения для этого парня, – поднялся на ноги и двинулся в сторону киллера. Сэнди изумился: «Что он собирается делать с этой своей хлопушкой?» Но тут она выстрелила, и после негромких хлопков пистолетов убийцы этот звук в замкнутом пространстве подземки прозвучал как пушечный выстрел, и пуля, должно быть, поразила киллера в плечо, потому что из его камуфляжной куртки ударил красный фонтан, заставив убийцу сделать пол‑оборота и отлететь назад. Завопив от боли, он поднял взгляд, полный потрясения, изумления и ужаса, на этого типа, который, возникнув из ниоткуда, приближался к нему. Сэнди не видел лица бледнолицего, перед ним был только затылок, да и то почти полностью скрытый вязаной шапочкой, но он отчетливо увидел, как женщина, которой предстояло стать очередной жертвой, извиваясь на полу, отползает в сторону и на животе проползает мимо этого типа; от ее залитых слезами глаз остались только белки, а губы в яркой помаде кривились смертным ужасом.

Здоровой рукой киллер начал поднимать пистолет, но бледнолицый навис над ним, как коршун над полевой мышью, вскинул свое небольшое оружие, которое снова грохнуло. Отдача подбросила его руку высоко в воздух, вторая пуля вызвала очередной выплеск красного кровяного фонтана, на этот раз из другого плеча убийцы, отшвырнув его к одному из вертикальных хромированных поручней в центре прохода, на котором он и обмяк с висящими по бокам безвольными и теперь уж бесполезными руками; ему оставалось лишь смотреть на неуклонно приближавшегося к нему человека. Заорав что‑то, он рванулся вперед – то ли чтобы ударить головой бледнолицего, то ли укусить его, понять этого никто не успел, потому что тот, не замедляя движения, без малейшей заминки ткнул пистолет в левый глаз киллера – и снова раздался грохот. Сэнди видел, как голова убийцы откинулась назад, удар пули заставил его скорчиться у шеста, после чего колени у него подломились и, сделав какой‑то пируэт, он рухнул, оставшись в полусидячем, полулежачем положении у одной из дверей, полностью и безусловно мертвый.

Бледнолицый снова передернул еле заметный затвор своего маленького оружия и выстрелил в четвертый раз – на этот раз в проигрыватель, разнеся его на тысячу осколков и прекратив неумолчные вопли, что, мол, сегодня наступает время.

После этого в вагоне воцарилось потрясенное молчание – был слышен только стук колес и свист летящего за окнами воздуха.

Спасены!

Это слово настойчиво колотилось в голове у Сэнди, билось о кости черепа и рвалось наружу. Наконец‑то Сэнди осознал, что обрел потрясающую возможность увидеть завтрашний день.

И не он один. Из толпы, спрессованной, словно сардины, у задней стенки вагона, раздались радостные крики и вопли. Кто‑то с мокрым от слез лицом, вздымая к небу руки, полз на коленях, благодаря кого‑то или что‑то за спасение; другие смеялись, плакали и обнимали друг друга.

– Мы живы! – сказала лежащая под ним студентка‑киновед. – Как?..

Смущенный Сэнди скатился с нее.

– Простите…

Сев, она уставилась на него.

– Господи, не могу поверить, что вы это сделали!

– Видите ли… – сказал он, отводя взгляд, чтобы скрыть, как ему стыдно. Он видел, как бледнолицый, присев на корточки, что‑то подбирает с пола, но не мог разобрать, что именно. Сэнди надо было как‑то сформулировать объяснение. Но как объяснить охвативший его ужас, после чего он потерял всякое соображение? – Я не знаю, что на меня нашло. Я…

– Вы закрыли меня своим телом!

Что? Повернувшись, он увидел, что она смотрит на него широко открытыми шоколадными глазами, в которых стоит неподдельный восторг.