Он вошел через проем в стене и миновал тенистые заросли кустарников. Едва только скрывшись из вида, он вытащил из шапочки скомканную рубашку и кинул ее в пруд. Отдалившись на десяток футов, он сунул шапочку в сплетение виноградных лоз, резко развернулся и вышел обратно на тротуар.

Держась рядом с парком, он ускорил шаги и направился в верхнюю часть города. Слева от него, отдаваясь эхом в бетонных каньонах, уже начали завывать полицейские сирены.

4

Сэнди Палмер забился в угол платформы станции «Семьдесят вторая улица». На другом конце его сотового телефона был редактор «Лайт». Связь из‑под земли была неважной, и Сэнди опасался, что она каждую секунду может прерваться.

В ухе звучал голос Джорджа Мешке. Сначала он разозлился, что его беспокоят дома, но теперь был весь внимание.

– Ты уверен, что правильно подсчитал их количество?

– Абсолютно.

– Шестеро погибших?

– Без признаков жизни. Двое мужчин и четыре женщины. Прежде чем покинуть вагон, я дважды пересчитал их. – Сэнди вгляделся в ту суматоху в конце платформы, где пытались навести порядок. – Седьмая жертва, черная женщина, была еще жива, но со страшной раной головы. «Скорая помощь» только что увезла ее.

– Ты меня прямо потряс, малыш, – сказал Мешке. – Не знаю, как ты выдержал. Я бы просто отключился, пройдя через то, что ты мне рассказал.

– Я был спокоен, как огурец, – сказал Сэнди. – Вот такой уж я.

Сэнди не стал рассказывать, что, как только поезд остановился, он вывалил весь обед. Даже сейчас – неужто прошло всего пятнадцать минут? – у него тряслись руки.

Те первые минуты как‑то расплывались у него в памяти. Он помнил, что видел, как бледнолицый мужчина выскочил на платформу и его резкий рывок сработал для толпы как щелчок выключателя. Вдруг все захотели выбраться наружу – немедленно, как можно скорее. Сэнди пришлось оттащить от выхода все еще всхлипывающую студентку, чтобы этот массовый исход не растоптал ее.

Когда он помогал ей подняться на ноги, то осознал, что ему представилась потрясающая возможность: он же опытный журналист, который стал свидетелем преступления, достойного первой полосы. Если он вспомнит все свои эмоции, уточнит детали и приведет в порядок всю фактуру, то станет первостатейным источником информации. И здесь его ждет большая удача.

– Как вас зовут? – спросил он молодую женщину, которую продолжало колотить. – Ваше имя?

– Бет, – еле слышно сказала девушка; она так побледнела, что кожа, казалось, обрела голубоватый оттенок.

– Давайте выбираться отсюда.

Держась за ней и полуподталкивая, полуподдерживая ее, он обернулся и посмотрел в переднюю часть вагона… распростертые жертвы… убийца, верхняя часть тела которого рухнула меж створок дверей, когда те раздвинулись, так что одна его половина лежала в вагоне, а другая – вне его… операционная медсестра, все еще хлопочущая над раненой женщиной… и кровь, Боже милостивый, сколько крови – весь конец вагона был залит лужами крови. Кто знал, что в человеке столько крови? И запах – книги всегда говорят, что у крови медный запах, но Сэнди понятия не имел, как пахнет эта чертова медь; он знал лишь, что в вагоне стоит зловоние смерти и невероятной жестокости. Внезапно он потерял способность дышать, и хот‑дог, который он жадно съел по пути с работы, запив его «Маунтин Дью», больше не мог оставаться в желудке, захотев расстаться с ним столь же стремительно, как и он торопился покинуть этот морг на колесах.