Мы не успеваем договорить с папой, хотя я настраиваюсь на это. Я хочу спросить, что его так огорчило. Но в комнату заходит мама. Она видит, мы стоим возле книжных полок, видит, что я держу в руках фотографию, и вдруг происходит то, чего никогда раньше не было.

Мама в несколько шагов оказывается рядом, выхватывает снимок из моих рук, а потом набрасывается на папу.

— Сережа, ты с ума сошел?! Ты зачем впутываешь в это ребёнка?! Ты понимаешь, чем это может обернуться для него! Зачем показываешь ему Судоплатова?! Признавайся! Сейчас же!

— Мама! — я хватаю ее за руку. Никогда прежде не было такого, чтоб она повысила голос на папу. Мне не понятно ее поведение. — Мама, ты зачем так? У нас с папой свои секреты. Мужские. У нас есть целый секрет. С рисунками, с завитушками, с банком…

Папина рука ложится на мое плечо и я слышу его тихий голос, в котором еле слышно пробиваются нотки смеха. Но только мне кажется, что смех этот какой-то невесёлый.

— Алёша, секрет для всех. Я же сказал.

Я замолкаю и чувствую внутри горечь… Мне становится очень обидно. Обидно за себя. За свою глупость. Ну, конечно для всех! Папа ведь сказал. Значит, маме тоже нельзя говорить. Что ж я так опростоволосился. Сразу.

— Какие завитушки? Какие рисунки? — спрашивает мама тихим голосом.

— Алёша, поди, пожалуйста в гостиную. А лучше — в свою комнату, — папа осторожно подталкивает меня в сторону дверей.

Я не хочу уходить, но не спорю. Старших нужно слушаться. Их нужно почитать и уважать. Меня так учили. Я выходу из комнаты, закрываю дверь, делаю несколько шагов, а потом… Потом останавливаюсь, зажмуриваюсь и на цыпочках крадусь обратно.

Подслушивать некрасиво. Я знаю. Но мне до ужаса, просто до ужаса интересно, что папа ответит насчёт завитушек. Он ведь так и не объяснил загадку, только заставил хорошо запомнить рисунок вместе с его значками.

— Ты с ума сошел? — тихо спрашивает мама. — Он же совсем ребенок.

— Да. И будет очень плохо, если он останется один, — отвечает папа.

Я совсем не понимаю этой фразы. Как такое может быть? Почему один? А где будут мои родители? Меня хотят куда-то отправить?

— Ты думаешь тебя вызвали, чтоб… — мама осекается. Ее голос все такой же тихий, но в нём появляются странные, пугающие интонации. — Сережа, давай не поедем! Христом Богом прошу.

Я слышу шорох и глухой звук, будто что-то упало на пол. Не знаю, что там происходит. Заглянуть боюсь.

— Марина встань! Ты что? Встань немедленно! Да как так! Марина, перестань. Сейчас же!

— Я тебя умоляю, давай не поедем, — мама говорит уже чуть громче. Мне кажется она вот-вот расплачется.

— Да встань же! Ну право слово! Ты напугаешь Алешу, если он вернётся. Прекрати.

Снова какая-то возня. Может, они балуются? Борются, например. Очень похоже на то. Только не могу понять, что у мамы с голосом. Ей точно не весело.

— Я не могу! Понимаешь? Это мой долг. Я не свободен в своих поступках, — папа будто в отчаянии. — Я обязан. Меня вызвали! Может, и ничего страшного. Может, я просто накручиваю себя. Просто… В ноябре Льва и Григория исключили из партии.