Потом я рассказал им о печальной кончине их соседей и даже не удивился, когда услышал в ответ:
— Ну, и поделом им! Хотели без труда на чужих страданиях разбогатеть, вот Боги их за это и покарали.
Весть о самоубийственном бое за золото достигла новой деревни Терфаро раньше, чем мы в неё въехали. Она располагалась километрах в трёх от старой и была сплошь окружена широкой полосой огородов, на которых копошились рабыни и их малолетние дети. Я в деревню не поехал, чтобы не убить там кого-нибудь ненароком, а сразу же стал освобождать этих несчастных от наездников. Белокурая Салвинг в свою очередь буквально преображала их, а все остальные наши спутники одевали женщин и детей в самые нарядные платья, выбирая такие, которые были хоть немного похожи на ринорские. Вскоре приехал барон и быстро убедился, что даже дети нуждаются в реабилитации. С огородов мы всё же перебрались в деревню и там я с удивлением обнаружил, что жены тех негодяев, которые сделали рождение детей своим главным промыслом, уже отмыли всех рабынь и их детей, и одели в самые нарядные платья, которые у них имелись. Они не хотели оставаться в этой деревне, построенной по последнему слову ринорской архитектуры, и мечтали только об одном, поскорее перебраться в Верстгорд.
В Терфаро мы провели почти двое суток. Бросать такую отличную деревню с огородами на произвол судьбы было неразумным и потому после того, как мои роботы-строители снесли все приусадебные тюрьмы для рабынь и их детей, жители старой деревни, подумав, согласились переселиться в неё. Хотя жены подельников работорговцев отказывались брать хоть что-то из своих домов, я настоял на этом. Вещи ведь им всё равно понадобятся, как ни крути. Когда же я поинтересовался на счёт жилья, барон быстро меня успокоил. Верстгорд во все временя строился с размахом и в нём никто не ютился в крохотных каморках, а его жители давно уже привыкли к мысли, что за отказ от гостеприимства можно запросто отведать плетей. Как и все Верстгорды, Хорн был очень строг во всём, что касалось морали и нравственности. Вот тебе и дикий народ.
Впрочем, когда я поговорил с Хорном о Гертере, первом бароне Верстгорде, то выяснилось, что Краган хотя и не вручил тому книгу Небесного Свода Законов Бытия, всё же сделал вполне конкретные наставления, но ни о какой войне за Дегойнский лес не говорил. Ну, что же, значит Боги Ринора не имели чёткого плана, что им делать в этом мире, в котором появились люди. Они ведь были направлены сюда в те времена, когда их стало уже достаточно много. Когда я вернулся в Верстгорд, то вскоре убедился, что к женам и детям мерзавцев, занимавшимся столь отвратительным промыслом, никто не предъявляет никаких претензий. Они просто растворились среди почти двухсот тысяч горожан, как капля в бочке воды. Белокурую Салвинг я попросил занялась целительством в Верстгорде, а сам, прежде чем отправиться в Ламирель, город на юго-востоке Северного Рина, посетил наш посёлок, население которого увеличилось почти на семь тысяч душ.
Все бывшие рабыни нашли своих детей и я вскоре понял, что дела не так уж и плохи. У каждой из них было в среднем по шестеро ребятишек и теперь, когда на них не сидели наездники, ничто не мешало им заботиться о них. Похоже, что сенторы отбирали только тех женщин, в которых был особенно силён инстинкт материнства. Куда больше меня пугали дети, боявшиеся всех взрослых и испуганно вздрагивающие от каждого взгляда. В общем мне пришлось применить по отношению к ним магию забвения. Стереть их память полностью не входило в мои планы, а потому я сделал так, чтобы дети в первую очередь помнили любовь и ласку своих матерей, ну, а всё остальное как-нибудь, да, приложится. Ларна поговорила со своим отцом относительно статуи богини Лирии и тот моментально загорелся этой идеей. Я отправил её обратно в Верстгорд, а сам остался, чтобы поболтать со Станом.
Рубцы с задниц его сыновей уже сошли и теперь они были готовы лезть из кожи вон в стеклодувной мастерской, лишь бы заслужить его похвалу. |