Она разговаривала с Софьей Львовной как с больной, видимо, это особенность профессии. Девице за то и платят, чтобы она действовала на пациентов успокаивающе, не дай бог, не спугнула бы, ведь на визит к психиатру не просто решиться, даже больным венерическими заболеваниями симпатизируют больше, чем людям с психическими отклонениями. Общество напугано сообщениями о кровавых маньяках, журналисты стараются вовсю. Софья Львовна сочла унизительным устраивать разборки с какой-то безмозглой девицей, напоминать, что она пришла на собеседование, а не на консультацию. Придет время – поставит ее на место. Сейчас главное – добиться аудиенции у Марка Захаровича. Расположить его к себе, показать товар лицом.

Ждать пришлось недолго. Ровно в четыре дверь кабинета открылась и на пороге появился коротко стриженный темноволосый мужчина:

– Софья Львовна? Проходите, пожалуйста.

Она, слегка волнуясь, встала. Профессор Ройзен был невысокого роста, худощавый и, как ей сначала показалось, очень уж молодой. Но потом она разглядела и седину в волосах, и темные круги под глазами, и глубокую вертикальную складку на лбу. Просто истинный возраст Марка Захаровича скрывали очки со слегка затемненными стеклами в тончайшей, почти невесомой золотой оправе. «Полторы-две диоптрии, – оценила она. – Минус, не как у меня плюсовые». Еще у него оказалась ненормально большая голова, непропорциональная его росту, наверно, поэтому доктор Ройзен и стригся так коротко. Этот недостаток внешности сразу бросался в глаза. Не будь он светилом науки, про него сказали бы: карлик с огромной головой. Но наличие ученой степени и мировая известность делали этого карлика великаном. А голова? Да, большая. А какая у него должна быть голова?

Зато небольшая близорукость, вследствие которой ему пришлось носить очки, была доктору Ройзену к лицу. Очки ему шли, и подобраны они были с большим вкусом, да и стоили немало. Как показалось Софье Львовне, он немного нервничал. Видимо, разговор с ее предшественником (или предшественницей) был непростой. Собеседование – мероприятие чрезвычайно ответственное и для работода-теля, и для соискателя. Софья Львовна прекрасно это понимала и старалась не дрожать. Ей уже стала передаваться его нервозность. Профессор Ройзен пропустил ее вперед и плотно закрыл дверь кабинета.

Софья Львовна вошла не спеша, с достоинством, прежде чем сесть, огляделась и заметила еще две двери. Первая – скорее всего, выход. Все правильно: пациенты не должны друг с другом встречаться. Поэтому доктор Ройзен выпускает их прямо на улицу, не через рецепцию. Знакомый прием.

Вторая дверь, скорее всего, вела в комнату отдыха. Это тоже в порядке вещей. Там наверняка душевая кабина, кофемашина, большой удобный диван. У врача-психотерапевта, с которым раньше работала Софья Львовна, все было именно так. Не у Ройзена ли срисовал? Недаром он говорил о Марке Захаровиче с восторгом, как о своем учителе.

– Что же вы? Проходите, садитесь, – отрывисто предложил Ройзен.

Она села не на краешек, чтобы не показать своей неуверенности, но и не откинулась на спинку стула, чтобы нельзя было ее упрекнуть в развязности. Какое-то время они молчали. Софье Львовне даже показалось, что Ройзен чего-то от нее ждет. Его лицо ей смутно было знакомо, видимо, сыграли свою роль фотографии, виденные в Интернете.

Пауза затянулась. Софья Львовна начала волноваться. Что-то не так?

– Что вы думаете обо всем этом? – вдруг широко улыбнулся он. И она расслабилась, даже слегка пококетничала:

– Я думаю, что вы гораздо моложе, чем на фотографиях.

– А вы видели мои фотографии? – пристально глянул он.

– Там почти ничего нельзя разглядеть.

– Потому что они ужасны, – сердито сказал профессор Ройзен.